Упрощенная HTML-версия
35
Тимоша, не обинуясь, вслух объяснил Барыбе:
— Казначейский зять он. Женил его казначей на последней
своей, на засиделой, и местишко ему устроил, в казначействе
писцом — ну, он и пыжится.
Казначейский зять будто не слушал и еще громче говорил
Чернобыльникову:
— И вот после ревизии представили его к губернскому секре-
тарю…
Чернобыльников почтительно протянул:
— К губе-е-рнскому?
Тимоше невтерпеж стало — влез в разговор.
— Почтальон, Чернобыльников, а помнишь, как его намедни
исправник-то из дворянской… энтим самым местом выпихнул?
— Просил бы… Пок-корнейше просил бы! — сказал казначей-
ский зять свирепо.
А Тимоша досказывал:
— «…Ан не пойдешь!» — «Ан пойду!» Ну, слово за слово, — об
заклад. Влез он в дворянскую. А на бильярде-то как раз казначей
с исправником играл. Наш франтик — к тестю: на ухо пошептал,
будто за каким делом пришел. Да там и остался стоять. А ис-
правник — начал кием нацеливаться, все пятился, пятился да
невзначай будто так его и выпихнул, энтим самым местом. Ох,
господи, вот смеху-то было!
Надрывались со смеху Барыба с Чернобыльниковым.
Казначейский зять встал и ушел не глядя.
— Ну, еще помиримся, — сказал Тимоша. — И ничего ведь ма-
лый был. А теперь — на лбу кокарда, а во лбу — барда.
7. АПЕЛЬСИННОЕ ДЕРЕВО
У Польки, у дуры босоногой, на кухне только одно окошечко
и есть, да и на том стекло зацвело, от старости заразноцветилось.
А на окне у Польки — баночка.