13
Однажды в декабре вечером в мою комнату на Ломанском
переулке пришел приятель, рабочий, крылоухий Николай В. —
с бумажным мешком от филипповских булок, в мешке — пирок-
силин. «Оставлю-ка я тебе мешочек, а то за мной по пятам шпи-
ки ходят». — «Что ж, оставь». И сейчас еще вижу этот мешок:
слева, на подоконнике, рядом с кулечком сахару и колбасой.
На другой день — в «штабе» Выборгского района, в тот самый
момент, когда на столе были разложены планы, парабеллумы,
маузеры, велодоги, — полиция: в мышеловке человек тридцать.
А в моей комнате слева, на подоконнике — мешок от филиппов-
ских булок, под кроватью — листки.
Когда, обысканные и избитые, мы разделены были по груп-
пам, я вместе с другими четырьмя — оказался у окна. У фонаря
под окном увидел знакомые лица, улучил момент и в фортку
выбросил записочку, чтобы у этих четырех и у меня убрали из
комнат все неподобающее. Это было сделано. Но о том я узнал
позже, а пока — несколько месяцев в одиночке на Шпалерной
мне снился мешочек от филипповских булок — налево, на под
оконнике.
В одиночке — был влюблен, изучал стенографию, английский
язык и писал стихи (это неизбежно). Весною девятьсот шестого
года освободили и выслали на родину.
Лебедянскую тишину, колокола, палисадники — выдержал
недолго: уже летом — без прописки в Петербурге, потом в Гель-
сингфорсе. Комната на Эрдхольмсгатан, под окнами — море,
скалы. По вечерам, когда чуть видны лица, — митинги на сером
граните. Ночью — не видно лиц, теплый черный камень кажет-
ся мягким — оттого что рядом о н а, и легки, нежны лучи свеа-
боргских прожекторов.
Однажды в купальне голый товарищ знакомит с голым пуза-
теньким человечком: пузатенький человечек оказывается знаме-
нитым капитаном красной гвардии — Коком. Еще несколько
дней — и красная гвардия под ружьем, на горизонте чуть видные
черточки кронштадтской эскадры, фонтаны от взрывающихся