Упрощенная HTML-версия
15
истолкователь тысячи карточных правил, строгое соблюдение кото-
рых обязательно в настоящем сражении. Про Севочку говорили, что
он «превосходно исполняет» — то есть показывает умение и ловкость
шулера. Он и был шулер, конечно; честная воровская игра — это и
есть игра на обман: следи и уличай партнера, это твое право, умей
обмануть сам, умей отспорить сомнительный выигрыш.
Играли всегда двое — один на один. Никто из мастеров не уни-
жал себя участием в групповых играх вроде очка. Садиться с силь-
ными «исполнителями» не боялись — так и в шахматах настоящий
боец ищет сильнейшего противника.
Партнером Севочки был сам Наумов, бригадир коногонов. Он
был старше партнера (впрочем, сколько лет Севочке — двадцать?
тридцать? сорок?), черноволосый малый с таким страдальческим
выражением черных, глубоко запавших глаз, что, не знай я, что
Наумов железнодорожный вор с Кубани, я принял бы его за ка-
кого-нибудь странника — монаха или члена известной секты «Бог
знает», секты, что вот уже десятки лет встречается в наших лаге-
рях. Это впечатление увеличивалось при виде гайтана с оловянным
крестиком, висевшего на шее Наумова, — ворот рубахи его был
расстегнут. Этот крестик отнюдь не был кощунственной шуткой,
капризом или импровизацией. В то время все блатные носили на
шее алюминиевые крестики — это было опознавательным знаком
ордена, вроде татуировки.
В двадцатые годы блатные носили технические фуражки, еще
ранее — капитанки. В сороковые годы зимой носили они кубанки,
подвертывали голенища валенок, а на шее носили крест. Крест обыч-
но был гладким, но если случались художники, их заставляли иглой
расписывать по кресту узоры на любимые темы: сердце, карта, крест,
обнаженная женщина... Наумовский крест был гладким. Он висел на
темной обнаженной груди Наумова, мешая прочесть синюю наколку-
татуировку — цитату из Есенина, единственного поэта, признанного
и канонизированного преступным миром: