Упрощенная HTML-версия
20
поцеловал, чем смутил меня изрядно — последний раз он облобы-
зал родное чадо лет четырнадцать назад, возвратившись с великой
стройки Беломорканала.
— Живой! Слава Богу, живой! — По лицу родителя катились сла-
бые, частые слезы. — А мне кто-то о тебе писал или сказывал, будто
погиб на фронте, пропал без вести, ли чё ли...
Вот так вот: «не то погиб, не то пропал без вести, ли чё ли...». Эх,
папа! Папа!..
Мачеха все так же отчужденно стояла на приплеске, не двигаясь
с места, лишь чаще и встревоженней дергалась ее голова.
Я подошел, поцеловал ее в щеку.
— А мы правда думали, пропал, — сказала она. И не понять
было, сожалеет или радуется.
— Я женат. У меня своя семья. Заехал повидаться, — поспешил
я успокоить родителей и, почувствовав ихнее да и свое облегчение,
обругал себя: «Все ищешь, недотыка, то, чего не терял!»
Ребятишки, лесные, диковатые от безлюдья, не сразу, но при-
выкли ко мне, а привыкнув, как водится, и прилипли, показывали
удочки, самопалы, тащили на реку и в лес. Коля не отходил от меня
ни на шаг. Вот кто умел быть душевно преданным каждому челове-
ку, родне же преданным до болезненности. За братом тенью таскал-
ся кобель по кличке Бойе. Бойе или Байе — по-эвенкийски друг.
Коля кликал собаку по-своему — Боё, и потому как частил словами,
в лесу звучало сплошняком «ё-ё-ё-о-о-о».
Из породы северных лаек, белый, но с серыми, точно золой при-
пачканными передними лапами, с серенькой же полоской вдоль
лба, Бойе не корыстен с виду. Вся красота его и ум были в глазах,
пестроватых, мудро-спокойных, что-то постоянно вопрошающих.
Но о том, какие умные глаза бывают у собак и особенно у лаек, го-
ворить не стоит, о том все сказано. Повторю лишь северное поверье:
собака, прежде чем стать собакой, побыла человеком, само собою,
хорошим. Это детски-наивное, но святое поверье совсем не распро-
страняется на постельных шавок, на раскормленных до телячьих