Упрощенная HTML-версия
15
прямо из пузырька, отдышалась маленько и слабым мановением
руки указала прекратить подготовку к эвакуации: на улице успо-
коительно забрякали в пожарный колокол — чему надо сгореть,
то сгорело, пожар, слава богу, на соседние помещения не переки-
нулся, машины разъезжались, оставив одну, дежурную, из которой
неспешно поливали чадящие головешки. Вокруг пожарища стояли
молчаливые, ко всему привычные горожане, и только сажей пе-
репачканная плоскоспинная старуха, держа за ручку спасенную
поперечную пилу, голосила по кому-то или по чему-то.
Пришел с работы хозяин, белорус, парень здоровый, с неожидан-
ною для его роста и национальности продувной рожей и характе-
ром. Мы с ним и с хозяйкою крепко выпили. Я погрузился в воспо-
минания о войне, хозяин, глянув на мою медаль и орден, сказал
с тоской, но безо всякой, впрочем, злости, что у него тоже были и
награды, и чины, да вот сплыли.
Назавтра был выходной. Мы с хозяином пилили дрова в Медвежь-
ем логу. Бабушка из Сисима собиралась в дорогу, брюзжала под нос:
«Мало имя меня, дак ишшо и пальня сплатируют!» Но я пилил
дрова в охотку, мы перешучивались с хозяином, собирались идти
обедать, как появилась по-над логом бабушка из Сисима, обшарила
низину не совсем еще выплаканными глазами и, обнаружив нас,
потащилась вниз, хватаясь за ветки. За нею плелся худенький, тре-
вожно знакомый мне паренек в кепочке-восьмиклинке, в оборками
висящих на нем штанах. Он смущенно и приветно мне улыбался.
Бабушка из Сисима сказала по-библейски:
— Это брат твой.
— Колька!
Да, это был тот самый малый, что, еще не научившись ходить,
умел уже материться и с которым однажды чуть не сгорели мы
в руинах старого игарского драмтеатра.
Отношения мои после возвращения из детдома в лоно родимой
семьи опять не сложились. Видит Бог, я пытался их сложить, ка-
кое-то время был смирен, услужлив, работал, кормил себя, часто