Упрощенная HTML-версия
15
Спохватившись на свои, еще не окрепшие от испуга ноги, она про-
ворно пролезла между жердями в заборе и кинулась к постепенно
густевшей толпе. Сзади стояли бабы. Нюра, расталкивая их локтями,
стонала:
— Ой, бабы, пустите!
И бабы расступались, потому что по голосу Нюры понимали, что
ей край надо пробиться вперед.
Потом пошел слой мужиков. Нюра растолкала и их, говоря:
— Ой, мужики, пустите!
И наконец очутилась в первом ряду. Она увидела совсем близко са-
молет с широкой масляной полосой аж по всему фюзеляжу и летчика
в коричневой кожаной куртке, который, прислонившись к крылу, рас-
терянно глядел на подступавший народ и вертел на пальце потертый
шлем с дымчатыми очками.
Рядом с Нюрой стоял Плечевой. Он посмотрел на нее сверху вниз,
засмеялся и сказал ласково:
— Ты гляди, Нюрка, живая. А я думал, тебе уже все. Я ведь эро-
план первый заметил, да. Я тут у бугра сено косил, когда гляжу:
летит. И в аккурат, Нюрка, на твою крышу, на трубу прямо, да. Ну,
думаю, сейчас он ее счешет.
— Брешешь ты все, — сказал Николай Курзов, стоявший от Пле-
чевого справа.
Плечевой споткнулся на полуслове, посмотрел на Николая тоже
сверху вниз, поскольку был выше на целую голову, и, подумав, ска-
зал:
— Брешет собака. А я говорю. А ты свою варежку закрой да и не
раскрывай, пока я тебе не дам разрешения. Понял? Не то я тебе на
язык наступлю.
После этого он поглядел на народ, подмигнул летчику и, остав-
шись доволен произведенным впечатлением, продолжал дальше:
— Эроплан, Нюрка, от твоей трубы прошел вот на вершок макси-
ма. А минима и того менее. А если б он твою трубу зачепил, так мы бы
тебя завтра уже обмывали, да. Я бы не пошел, а Колька Курзов пошел
бы. Он до женского тела любопытный. Его прошлый год в Долгове
в милиции три дня продержали за то, что он в женскую баню залез и
под лавкой сидел, да.