Упрощенная HTML-версия
30
Стрельна. Это, собственно, в черте города. Партия поставила вопрос
о баррикадных боях, в Доме радио создан отряд, где Яшка комис-
сар, для защиты их улицы.
Аж руки опускаются от немого удивления, — да как же допусти-
ли до всего этого… (На большой высоте <идут> чьи-то самолеты.)
Организм защищается безумно: просто не могу думать, что город
будет взят, что убьют Колю, Юрку, Яшку, что я не буду приходить
в радио, радоваться Юре и малейшим знакам его внимания, сердить-
ся, что он медлит (не потому ли, что в хороших отношениях с Колей,
или просто не влюблен ничуть?), что не будет, вдруг не будет всей
этой жизни. Настолько не верю в иное, что даже последние дни спо-
койна: «Вздор, ничего не случится».
Но это самозащита организма, — я знаю.
Кольцо вокруг Ленинграда почти неудержимо сжимается.
Мы уже счастливы, что их от Пулкова чуть-чуть отогнали. О, бед-
ные мы, бедные. Да еще эта ориентировка на уличные бои, — да ведь
это же преступление, это напрасная кровь, этим ничего уже нельзя
будет изменить. Да и драться-то люди не будут, кроме отдельных
безумцев, самоубийц.
Кажется, трагедия Ленинграда (залпы зениток, не сойти ли
вниз — это рядом, над головой немец) приближается к финалу.
Сегодня Коля закопает эти мои дневники. Все-таки в них много
правды, несмотря на их ничтожность и мелкость. Если выживу —
пригодятся, чтоб написать всю правду. О беспредельной вере
в теорию, о жертвах во имя ее осуществления, — казалось, что она
осуществима. О том, как потом политика сожрала теорию, при-
крываясь ее же знаменами, как шли годы немыслимой удушаю-
щей лжи. (Зенитки палят, но слабо, самолеты идут на очень боль-
шой высоте, — несомненно, прямо над моей головою. Не страшно
ничуть. «В меня не попадет, почему именно в меня, зачем я им».)
Да, страшной лжи, годы мучительнейшего раздвоения всех мыс-
лящих людей, которые были верны теории, и видели, что на прак-
тике, в политике — все наоборот, и не могли, абсолютно не могли
выступить против политики, поедающей теорию, и молчали, и му-
чились отчаянно, и голосовали за исключение людей, в чьей
невиновности были убеждены, и лгали, лгали невольно, страшно,