28
            
            
              Десять часов, скоро будет тревога.
            
            
              Сегодня весь день артиллерийский обстрел, и сейчас где-то гро-
            
            
              хает, но это похоже на нашу. А в половине седьмого, когда я сидела
            
            
              в райкоме, во Дворец пионеров попал арт<иллерийский> снаряд,
            
            
              и осколок влетел к нам в комнату, разбив стекло. (Я сказала, будто
            
            
              сидела под этим окном, но я сидела под соседним, — похвасталась,
            
            
              как дура, — смешное тщеславие.)
            
            
              Снаряды ложились на площади Нахимсона, это за неск<олько>
            
            
              домов от нас.
            
            
              Вчера у меня ночевала Люся, т. к. на Палевском против нашего
            
            
              дома упал снаряд, и стекла в нашем доме вылетели. В этом доме я
            
            
              родилась, жила до 20 лет, здесь был Борька, здесь родилась Ирка.
            
            
              Теперь по нему стреляют.
            
            
              Ну, как же не будет чувства умирания? Умирает все, что было,
            
            
              а будущего нет. Кругом смерть. Свищет и грохает…
            
            
              А на этом фоне — жалкие хлопоты власти и партии, за которые
            
            
              мучительно стыдно. Н<а>пр<имер>, сегодняшнее собрание.
            
            
              Хлеб ужасно убавили, керосин тоже, уже вот-вот начнется голод,
            
            
              а недоедание — острое — уже налицо… Да ведь люди скоро с ног па-
            
            
              дать начнут!.. Конечно, осажденный город и все такое, но, боже мой,
            
            
              как же довели дело до того, что Ленинград осажден, Киев осажден,
            
            
              Одесса осаждена! Ведь немцы все идут и идут вперед, — сегодня на-
            
            
              печатали, что сдан Чернигов, говорят, что уже сдано [Украи<на>]
            
            
              Запорожье, — это почти вся Украина.
            
            
              У нас немцами занят Шлиссельбург, и вообще они где-то под
            
            
              Детским Селом…
            
            
              О, неужели же мы гибнем?
            
            
              Неужели я уже сдалась — иначе, откуда же эта покорная грусть, —
            
            
              и подобно мне сдались так же тысячи ленинградцев. Эта грусть, эта
            
            
              томительная усталость, — она и у Коли, и я по глазам вижу — у Яшки,
            
            
              у многих…
            
            
              Она еще оттого, что, собственно, ты лишен возможности защи-
            
            
              щать и защищаться. Ну, я работаю зверски, я пишу «духоподъем-
            
            
              ные» стихи и статьи — и ведь от души, от души, вот что удиви-
            
            
              тельно! — Но кому это поможет? На фоне того, что есть, — это же
            
            
              ложь. Подала докладную на управхоза, который не обеспечивает