35
партии. В это же время его рекомендовали в комсомольские вож-
ди факультета, то есть на пост, начиная с которого иные Лешкины
предшественники добрались до самых верхов власти.
И вот его выдвинули и должны были голосовать, и исключитель-
но для проформы спросили публику, есть ли у кого-нибудь отвод.
И тут на трибуну вышла заплаканная Лешкина невеста и сказа-
ла, что, как ей ни трудно, она должна заявить товарищу Букашеву
отвод, потому что он человек с двойным дном: на публике говорит
одно, а в частных разговорах — другое. Например, в разговоре
с ней он назвал Ленина «Вовка-морковка».
Времена были уже либеральные, поэтому из университета Бука-
шева не исключили. Но партийного билета он не получил, вождем
его не избрали, и больше того, в комсомоле он остался, но со строга-
чом в личном деле. Ни о какой большой карьере речи уже быть не
могло, и на радио Лешка работал репортером самого низшего разря-
да, писал о передовиках производства, скоростных плавках и высо-
ких удоях.
Служебное его положение и зарплата росли очень медленно, пока
он опять, причем почти случайно, не вышел на «партийно-половую
линию».
Он где-то познакомился с дочкой заместителя министра ино-
странных дел и тут уж своего шанса не упустил. Женился, вступил
в партию и стал быстро наверстывать упущенное.
Мы с ним тогда поссорились, и судьбы наши пошли в разные сто-
роны. Я стал диссидентом, меня исключили из Союза писателей и
даже собирались посадить, а он, наоборот, быстро шел в гору, стал
политическим комментатором на телевидении, ездил за границу,
выполняя там какие-то важные поручения, и даже, как я слышал,
входил в группу сочинителей, писавших книги за Брежнева. Само
собой понятно, что в те годы мы с ним в Москве не встречались,
а вот здесь, в Мюнхене, встретились.