Упрощенная HTML-версия
ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОБИНЗОНА КРУЗО
16
духа, чем обычно, я отвел ее в уголок и признался, что все мои по
мыслы подчинены желанию повидать далекие края, и что, если даже
я и займусь каким-либо делом, у меня все равно не хватит терпения
довести его до конца, и что пусть лучше отец отпустит меня добро
вольно, иначе я буду вынужден обойтись без его разрешения. Мне
уже восемнадцать лет, сказал я, а в эти годы поздно учиться ремеслу,
и если бы даже я поступил писцом к стряпчему, то знаю наперед —
я убежал бы от своего патрона, не дотянув до конца обучения, и ушел
в море. Но если бы матушка уговорила отца хоть единожды отпустить
меня в морское путешествие; ежели жизнь в море придется мне не по
душе, я вернусь домой и не уеду более; и я могу дать слово, что удво
енным прилежанием наверстаю потерянное время.
Мои слова сильно разволновали матушку. Она сказала, что загова
ривать с отцом об этом бесполезно, ибо он слишком хорошо понимает,
в чем моя польза, и никогда не даст согласия на то, что послужит мне
во вред. Она просто изумлена, что я еще могу думать о подобных ве
щах после моего разговора с отцом, который убеждал меня так мягко
и с такой добротой. Конечно, если я твердо решил себя погубить, тут
уже ничего не поделаешь, но я могу быть уверен, что ни она, ни отец
никогда не согласятся на мою затею; сама же она нисколько не желает
содействовать моей гибели, и я никогда не буду вправе сказать, что
моя мать потакала мне, в то время как отец был против.
Впоследствии я узнал, что хотя матушка и отказалась ходатай
ствовать за меня перед отцом, однако передала ему наш разговор от
слова до слова. Очень озабоченный таким оборотом дела, отец ска
зал ей со вздохом: «Мальчик мог бы жить счастливо, оставшись на
родине, но если он пустится в чужие края, он станет самым жалким,
самым несчастным существом на свете. Нет, я не могу на это согла
ситься».
Прошел без малого год, прежде чем мне удалось вырваться на
волю. В течение этого времени я упорно оставался глух ко всем пред
ложениям заняться делом и часто пререкался с отцом и матерью, ко
торые решительно противились тому, к чему меня столь сильно влек
ло. Однажды, когда я находился в Гулле, куда я попал случайно, без
всякой мысли о побеге, один мой приятель, отправлявшийся в Лондон