Упрощенная HTML-версия
29
С К В Е Р НЫЙ АН Е К Д О Т
— В-в-ваше прево-сходительство!.. — пробормотал Пселдонимов.
— Ну, то-то. Я, брат, к тебе совершенно случайно зашел, как,
вероятно, ты и сам можешь это себе представить...
Но Пселдонимов, очевидно, ничего не мог представить. Он сто-
ял, выпучив глаза, в ужасающем недоумении.
— Ведь не прогонишь же ты меня, полагаю... Рад не рад, а гос-
тя принимай!.. — продолжал Иван Ильич, чувствуя, что конфу-
зится до неприличной слабости, желает улыбнуться, но уже не
может; что юмористический рассказ о Степане Никифоровиче и
Трифоне становится всё более и более невозможным. Но Псел-
донимов, как нарочно, не выходил из столбняка и продолжал
смотреть с совершенно дурацким видом. Ивана Ильича передер-
нуло, он чувствовал, что еще одна такая минута, и произойдет
невероятный сумбур.
— Я уж не помешал ли чему... я уйду! — едва выговорил он,
и какая-то жилка затрепетала у правого края его губ...
Но Пселдонимов уже опомнился...
— Ваше превосходительство, помилуйте-с... Честь... — бормо-
тал он, уторопленно кланяясь, — удостойте присесть-с... — И еще
более очнувшись, он обеими руками указывал ему на диван, от
которого для танцев отодвинули стол...
Иван Ильич отдохнул душою и опустился на диван; тотчас
же кто-то кинулся придвигать стол. Он бегло осмотрелся и заме-
тил, что он один сидит, а все другие стоят, даже дамы. Признак
дурной. Но напоминать и ободрять было еще не время. Гости всё
еще пятились, а перед ним, скрючившись, стоял всё еще один
только Пселдонимов, всё еще ничего не понимающий и далеко не
улыбающийся. Было скверно, короче: в эту минуту наш герой вы-
нес столько тоски, что действительно его гарун-аль-рашидское
нашествие, ради принципа, к подчиненному могло бы почесться
подвигом. Но вдруг какая-то фигурка очутилась подле Пселдо-
нимова и начала кланяться. К невыразимому своему удоволь-
ствию и даже счастью, Иван Ильич тотчас же распознал столо-
начальника из своей канцелярии, Акима Петровича Зубикова,
с которым он хоть, конечно, и не был знаком, но знал его за дель-
ного и бессловесного чиновника. Он немедленно встал и протянул