Упрощенная HTML-версия
12
пробуждают в сердцах сочувствие. Я не ви-
жу большого греха в сочувствии страстям
благородным. Не чересчур ли высока та сту-
пень добродетели — полное бесстрастие, —
на которую эти люди хотят поднять наши
сердца? Яне уверен, чтотакое совершенство
окажется по силам человеческой природе. Не
плодотворнее ли старания, направленные
на то, чтобы очистить и смягчить людские
страсти, нежели попытки их искоренить?
Я признаю, что есть места, посещение ко-
торых более похвально, чем посещение теа-
тра. Если надлежит безоговорочно осудить
все, что не имеет прямого касательства
к Богу и спасению души, то сюда надо будет
причислить и комедию, и тогда я не стану
возражать, чтобы и ее осудили вместе со
всем остальным. Но если допустить, что
в благочестивых занятиях дозволительны
перерывы и что людям необходимы развле-
чения, то я осмеливаюсь утверждать, что
нельзя найти развлечение более невинное,
нежели комедия. Однако я заговорился. Мне
хочется закончить мое рассуждение слова-
ми одного великого принца, сказанными о ко-
медии
Тартюф
.
Спустя неделю после того, как на нее был
наложен запрет, при дворе была играна пье-
са под заглавием
Скарамуш-отшельник
. По-
сле представления король сказал великому
принцу: «Хотел бы я знать, почему те, кого
так оскорбляет комедия Мольера, молчат
о
Скарамуше
?» А принц на это ответил:
«Причина в том, что в комедии о Скараму-
ше высмеиваются Небеса и религия, до ко-
торых этим господам нет никакого дела,
а комедия Мольера высмеивает их самих,
и вот этого они стерпеть не могут».