Упрощенная HTML-версия
с другой — черная доска, на которой кружками отмечались наши
большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски
был угол, в который нас ставили на колени.
Как мне памятен этот угол! Помню заслонку в печи, отдушник
в этой заслонке и шум, который он производил, когда его повора-
чивали. Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и спина
заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно
быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидроста-
тику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, по-
тихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку
со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок
на землю — право, один страх хуже всякого наказания. Оглянешь-
ся на Карла Иваныча, — а он сидит себе с книгой в руке и как буд-
то ничего не замечает.
В середине комнаты стоял стол, покрытый оборванной чер-
ной клеенкой, из-под которой во многих местах виднелись края,
изрезанные перочинными ножами. Кругом стола было несколько
некрашеных, но от долгого употребления залакированных табу-
ретов. Последняя стена была занята тремя окошками. Вот какой
был вид из них: прямо под окнами дорога, на которой каждая вы-
боина, каждый камешек, каждая колея давно знакомы и милы мне;
за дорогой — стриженая липовая аллея, из-за которой кое-где вид-
неется плетеный частокол; через аллею виден луг, с одной сторо-
ны которого гумно, а напротив лес; далеко в лесу видна избушка
сторожа. Из окна направо видна часть террасы, на которой сижи-
вали обыкновенно большие до обеда. Бывало, покуда поправляет
Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь
черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь
оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть,
и думаешь: «Когда же я буду большой, перестану учиться и все-
гда буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?» Досада
перейдет в грусть, и, бог знает отчего и о чем, так задумаешься,
что и не слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.
Карл Иваныч снял халат, надел синий фрак с возвышениями
и сборками на плечах, оправил перед зеркалом свой галстук и по-
вел нас вниз — здороваться с матушкой.
ГЛАВА I