Упрощенная HTML-версия
22
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
и, ободренный ее же спокойствием, нередко в тот же день сме-
ялся и школьничал за шампанским, если приходили приятели.
С каким, должно быть, ядом она смотрела на него в те минуты,
а он ничего-то не примечал! Разве через неделю, через месяц, или
даже через полгода, в какую-нибудь особую минуту, нечаянно
вспомнив какое-нибудь выражение из такого письма, а затем и
всё письмо, со всеми обстоятельствами, он вдруг сгорал от стыда
и до того, бывало, мучился, что заболевал своими припадками
холерины. Эти особенные с ним припадки, вроде холерины, бы-
вали в некоторых случаях обыкновенным исходом его нервных
потрясений и представляли собою некоторый любопытный
в своем роде курьез в его телосложении.
Действительно, Варвара Петровна наверно и весьма часто его
ненавидела; но он одного только в ней не приметил до самого
конца, того, что стал наконец для нее ее сыном, ее созданием,
даже, можно сказать, ее изобретением, стал плотью от плоти ее,
и что она держит и содержит его вовсе не из одной только «зависти
к его талантам». И как, должно быть, она была оскорбляема такими
предположениями! В ней таилась какая-то нестерпимая любовь
к нему, среди беспрерывной ненависти, ревности и презрения. Она
охраняла его от каждой пылинки, нянчилась с ним двадцать два
года, не спала бы целых ночей от заботы, если бы дело коснулось
до его репутации поэта, ученого, гражданского деятеля. Она его
выдумала и в свою выдумку сама же первая и уверовала. Он был
нечто вроде какой-то ее мечты… Но она требовала от него за это
действительно многого, иногда даже рабства. Злопамятна же была
до невероятности. Кстати уж расскажу два анекдота.
IV
Однажды, еще при первых слухах об освобождении крестьян,
когда вся Россия вдруг взликовала и готовилась вся возродиться,
посетил Варвару Петровну один проезжий петербургский барон,
человек с самыми высокими связями и стоявший весьма близко