Упрощенная HTML-версия
17
— Нет ни одной восточной религии, — говорил Берлиоз, — в ко-
торой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога.
И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего
Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на
это-тo и нужно сделать главный упор…
Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и, по
мере того как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые
может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образо-
ванный человек, — поэт узнавал все больше и больше интересного и
полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба
и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже
про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма
почитали некогда ацтеки в Мексике.
И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович расска-
зывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли,
в аллее показался первый человек.
Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, раз-
ные учреждения представили свои сводки с описанием этого чело-
века. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой
из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел
золотые и хромал на правую ногу. Во второй — что человек был росту
громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Тре-
тья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.
Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится.
Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту
был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что каса-
ется зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки,
а с правой — золотые. Он был в дорогом сером костюме, в загранич-
ных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо,
под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пу-
деля. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит
гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый — почему-то зеленый.
Брови черные, но одна выше другой. Словом — иностранец.
Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт,
иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на сосед-
ней скамейке, в двух шагах от приятелей.
«Немец…» — подумал Берлиоз.
«Англичанин… — подумал Бездомный. — Ишь, и не жарко ему
в перчатках».
А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окайм-
лявшие пруд, причем заметно стало, что видит это место он впервые
и что оно его заинтересовало.