Упрощенная HTML-версия
И Г О Р Ь С У Х И Х
2 4
рождения) и по мере нашего читательского сочувствия, объясняющегося
мерой узнавания, выражающегося в олицетворении себя в герое... Что
такое литературный герой в единственном числе — Онегин, Печорин,
Раскольников, Мышкин?.. Чем он отличен от литературных героев в чис-
ле множественном — типажей, характеров, персонажей? В предельном
обобщении — родом нашего узнавания. Персонажей мы познаем снару-
жи, героя — изнутри; в персонаже мы узнаем других, в герое — себя»
*
.
Суждения А. Битова точны и глубоки в применении к «дочехов-
ской» традиции. Но кто здесь, в «Вишневом саде», дан «снаружи», а кто
«изнутри»? «Снаружи», пожалуй, один лишь Яша. В других случаях
художественная «оптика» постоянно меняется. Глубоко прав много
ставивший Чехова венгерский режиссер И. Хорваи, сказавший о его
«внешне-внутреннем видении»
**
.
Чеховская драма если не отменяет, то необычайно с г л а ж и в а-
е т границу, существовавшую столетиями, — эстетическую границу
между
главным
и
второстепенным
персонажами.
Действительно, об одних персонажах «Вишневого сада» говорится
больше, о других — меньше, но разница эта, скорее, количественная,
ибо каждый из них не «персонаж», но —
герой
.
Гоголевский Бобчинский или, скажем, Кудряш Островского не могут
оказаться в центре внимания, стать «героями» пьесы, для этого в «Реви-
зоре» и «Грозе» мало драматического материала. Граница между этими
«персонажами» и Хлестаковым, Катериной непреодолима. Напротив,
легко представить себе водевиль (но чеховский, далеко не беззаботно
смешной!) о Епиходове, сентиментальную драму о Шарлотте, вариацию
на тему «все в прошлом», героем которой будет Фирс, «историю любви»
(тоже по-чеховски парадоксальную) Вари и Лопахина и т. д. Для таких
«пьес в пьесе» (рассуждают же литературоведы о «пьесе Треплева») ма-
териала вполне достаточно. Едва ли не каждый персонаж «Вишневого
сада» может стать героем, в каждом—прижелании—можно узнать себя.
Происходит это потому, что все они так или иначе участвуют в основ-
ном конфликте драмы. Но смысл этого конфликта иной, более глубо-
кий, чем это казалось современникам.
Конфликт: человек и время
Своеобразие конфликта чеховской драмы глубоко и точно определил
А. П. Скафтымов: «Драматически-конфликтные положения у Чехова
*
Битов А.
Статьи из романа. M., 1986. С. 162–163.
**
Чеховские чтения в Ялте: Чехов сегодня. М., 1987. С. 36.