Упрощенная HTML-версия
Г Л А В А В Т О Р А Я
27
и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые
с вида очень похожи между собою, а между тем, как приглядишься, увидишь
много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для
портретов. Тут придется сильно напрягать внимание, пока заставишь перед
собою выступить все тонкие, почти невидимые черты, и вообще далеко при-
дется углублять уже изощренный в науке выпытывания взгляд.
Один Бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род лю-
дей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни
в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть
и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не ли-
шены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано
сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения
и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами.
В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и
добрый человек!» В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью
скажешь: «Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж не отойдешь,
почувствуешь скуку смертельную. От него не дождешься никакого живого или
хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если
коснешься задирающегоего предмета. У всякого есть свой задор: у одного за-
дор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель
музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо
пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, кото-
рая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит
о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим
приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою,
которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь
бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести
где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотри-
теля или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не
было. Дома он говорил очень мало и большею частию размышлял и думал, но
о чем он думал, тоже разве Богу было известно. Хозяйством нельзя сказать
чтобы он занимался, он даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то
само собою. Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», —
«Да, недурно», — отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал
привычку, когда еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатней-
шим и образованнейшим офицером. «Да, именно недурно», — повторял он.
Когда приходил к нему мужик и, почесавши рукою затылок, говорил: «Барин,
позволь отлучиться на работу, по?дать заработать», — «Ступай», — говорил он,
куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать.