Т О М П Е Р В Ы Й
24
черт знает что и значит. Это чтение совершалось более в лежачем положении
в передней, на кровати и на тюфяке, сделавшемся от такого обстоятельства
убитым и тоненьким, как лепешка. Кроме страсти к чтению он имел еще два
обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не
раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то
свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколь-
ко жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-ни-
будь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить
туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили
люди. Чичиков, будучи человек весьма щекотливый и даже в некоторых слу-
чаях привередливый, потянувши к себе воздух на свежий нос поутру, только
помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: «Ты, брат, черт тебя
знает, потеешь, что ли. Сходил бы ты хоть в баню». На что Петрушка ничего
не отвечал и старался тут же заняться каким-нибудь делом; или подходил
с щеткой к висевшему барскому фраку, или просто прибирал что-нибудь.
Что думал он в то время, когда молчал, — может быть, он говорил про себя:
«И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», —
бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то вре-
мя, когда барин ему дает наставление. Итак, вот что на первый раз мож-
но сказать о Петрушке. Кучер Селифан был совершенно другой человек...
Но автор весьма совестится занимать так долго читателей людьми низкого
класса, зная по опыту, как неохотно они знакомятся с низкими сословиями.
Таков уже русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы
хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или
князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений. Автор даже
опасается за своего героя, который только коллежский советник. Надворные
советники, может быть, и познакомятся с ним, но те, которые подобрались
уже к чинам генеральским, те, бог весть, может быть, даже бросят один из
тех презрительных взглядов, которые бросаются гордо человеком на все, что
ни пресмыкается у ног его, или, что еще хуже, может быть, пройдут убий-
ственным для автора невниманием. Но как ни прискорбно то и другое, а все,
однако ж, нужно возвратиться к герою. Итак, отдавши нужные приказания
еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног
до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот
день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались
настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак бруснично-
го цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестни-
цы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным
слугою, и сел в бричку. С громом выехала бричка из-под ворот гостиницы