Упрощенная HTML-версия
20
Вместе с?тем в?высказываниях Грота проскальзывают и его собственные наблюдения.
Изложив воспоминания Лённрота о?рунопевце В. Киелевяйнене, подсказавшем поря-
док подвигов Вяйнямёйнена, он писал, имея в?виду «Калевалу» 1835?года: «Вот вам
происхождение „Калевалы“, обширного создания, разделенного по плану Лённрота
на 32 рапсодии и руны, — создания исконного, чисто эпического»*. Грот, по крайней
мере, понимал, что это сам Лённрот по собственному плану разделил «обширное со-
здание» на 32 песни, а не?соединил их, как было принято говорить. Грот предвидел
«зарю славы Лённрота, которого отдаленное потомство, по недоразумению или по
справедливости, назовет, может быть, финским Гомером»**. Время покажет, что та-
ковым его назвали по справедливости.
Я. Гримм прочитал «Калевалу» в шведском переводе М. А. Кастрена. Она его увлек
ла настолько, что ученый посвятил ей исследование «О финском эпосе». Статья Гримма
под этим названием была опубликована в Журнале министерства народного просве-
щения (1846. Ч. XLIX). Именно эта статья закрепила на долгие?годы в?Европе и России
представление о?«Калевале» как о?чисто народном произведении. Об эпосе в?понима-
нии фольклористов Я. Гримм писал: «Эпоса нельзя сочинить, как нельзя выдумать
истории: как она основывается на действительных событиях, так эпическая поэзия —
на мифических представлениях народа, которые носятся над самою колыбелью, при-
нимают потом определенные образы и лица и в?этом виде передаются из рода в?род
в?продолжение столетий». От этого общего умозаключения о?народной эпической
поэзии ученый переходит к?информации о?«Калевале»: «Не считая отдельных песен,
собранных порознь, финский эпос состоит из 32 песней... Весьма вероятно, что это
еще не?всё, что должно составлять и, без сомнения, составляло некогда целую поэму».
И?хотя Гримма не?совсем удовлетворяла композиция эпоса («иное можно бы исклю-
чить, другое поместить иначе»), он был убежден, что Лённрот, изучавший финскую
народную поэзию в Олонце и Карелии, передал ее «тщательно и верно».
Одним из тех, кто мог в?России в?40-е?годы XIX?века разобраться в?том, что пред-
ставляет собой «Калевала», был В. Г. Белинский. Ведь гомеровский вопрос для него
не?стал неразрешимым. Вот что он писал: «...„Илиада“ была столько же непосредствен-
ным созданием целого народа, сколько и преднамеренным, сознательным произведени-
ем Гомера. Мы считаем за решительно несправедливое мнение, будто бы „Илиада“ есть
не?что иное, как свод народных рапсодов: этому слишком резко противоречат ее строгое
единство и художественная выдержанность. Но в?то же время нельзя сомневаться, что-
бы Гомер не?воспользовался более или менее готовым материалом»***. Сказанное Белин-
ским об «Илиаде» удивительно соответствует тому, что на самом деле можно было бы
сказать о?«Калевале» уже в?середине?века. Но, наслышанный о Лённроте и о?«Калевале»,
узнавший о?ее содержании из книги студента Морица Эмана «Главные черты из древ-
ней финской эпопеи Калевалы» (Гельсингфорс, 1847), как мог Белинский оценить поэму,
*?Труды Я. К. Грота. Т. 1: Из скандинавского и финского мира (1839–1881). Очерки и
переводы. СПб., 1888. С. 125.
**?Там же. С. 160.
***?
Белинский В.
Г.
Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 7. С. 404.
А. И. МИШИН