Упрощенная HTML-версия
30
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
за ничто. На иной взгляд, можно даже назвать его сумасшедшим;
да так и делают.
Я сказал уже, что в продолжение нескольких лет я не видал
между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни ма-
лейшей тягостной думы о своем преступлении и что большая
часть из них внутренно считает себя совершенно правыми. Это
факт. Конечно, тщеславие, дурные примеры, молодечество, лож-
ный стыд во многом тому причиною. С другой стороны, кто мо-
жет сказать, что выследил глубину этих погибших сердец и про-
чел в них сокровенное от всего света? Но ведь можно же было, во
столько лет, хоть что-нибудь заметить, поймать, уловить в этих
сердцах хоть какую-нибудь черту, которая бы свидетельствовала
о внутренней тоске, о страдании. Но этого не было, положитель-
но не было. Да, преступление, кажется, не может быть осмыслен-
но с данных, готовых точек зрения, и философия его несколько
потруднее, чем полагают. Конечно, остроги и система насильных
работ не исправляют преступника; они только его наказывают
и обеспечивают общество от дальнейших покушений злодея на
его спокойствие. В преступнике же острог и самая усиленная ка-
торжная работа развивают только ненависть, жажду запрещен-
ных наслаждений и страшное легкомыслие. Но я твердо уверен,
что и знаменитая келейная система достигает только ложной,
обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из
человека, энервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее и потом
нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представля-
ет как образец исправления и раскаяния. Конечно, преступник,
восставший на общество, ненавидит его и почти всегда считает
себя правым, а его виноватым. К тому же он уже потерпел от него
наказание, а чрез это почти считает себя очищенным, сквитав-
шимся. Можно судить, наконец, с таких точек зрения, что чуть
ли не придется оправдать самого преступника. Но, несмотря на
всевозможные точки зрения, всякий согласится, что есть такие
преступления, которые всегда и везде, по всевозможным законам,