29
I. МЕРТВЫЙ ДОМ
Его система была ложная. Он только озлоблял уже озлобленных
людей своими бешеными, злыми поступками, и если б не было
над ним коменданта, человека благородного и рассудительного,
умерявшего иногда его дикие выходки, то он бы наделал боль-
ших бед своим управлением. Не понимаю, как он мог кончить
благополучно; он вышел в отставку жив и здоров, хотя, впрочем,
и был отдан под суд.
Арестант побледнел, когда его кликнули. Обыкновенно он
молча и решительно ложился под розги, молча терпел наказа-
ние и вставал после наказания как встрепанный, хладнокров-
но и философски смотря на приключившуюся неудачу. С ним,
впрочем, поступали всегда осторожно. Но на этот раз он считал
себя почему-то правым. Он побледнел и, тихонько от конвоя,
успел сунуть в рукав острый английский сапожный нож. Ножи
и всякие острые инструменты страшно запрещались в остроге.
Обыски были частые, неожиданные и нешуточные, наказания
жестокие; но так как трудно отыскать у вора, когда тот решится
что-нибудь особенно спрятать, и так как ножи и инструменты
были всегдашнею необходимостью в остроге, то, несмотря на
обыски, они не переводились. А если и отбирались, то немедлен-
но заводились новые. Вся каторга бросилась к забору и с замира-
нием сердца смотрела сквозь щели паль. Все знали, что Петров
в этот раз не захочет лечь под розги и что майору пришел конец.
Но в самую решительную минуту наш майор сел на дрожки и
уехал, поручив исполнение экзекуции другому офицеру. «Сам
Бог спас!» — говорили потом арестанты. Что касается до Петро-
ва, он преспокойно вытерпел наказание. Его гнев прошел с отъ-
ездом майора. Арестант послушен и покорен до известной сте-
пени; но есть крайность, которую не надо переходить. Кстати:
ничего не может быть любопытнее этих странных вспышек не-
терпения и строптивости. Часто человек терпит несколько лет,
смиряется, выносит жесточайшие наказания и вдруг прорыва-
ется на какой-нибудь малости, на каком-нибудь пустяке, почти