Упрощенная HTML-версия
1 7
« Я Н А П И Ш У Ч Т О - Н И Б У Д Ь С Т Р А Н Н О Е . . . »
самоубийства («Начну с того, как героя разбудил шум дождя...»), не-
ожиданно сближает его поэтику с художественной манерой Тригори-
на: так вполне мог начинаться сюжет для небольшого рассказа о погуб-
ленной девушке-чайке.
Чеховскую эстетическую позицию по отношению к героям-сочи-
нителям можно определить как синтезирующую. И тригоринские,
и треплевские приемы используются в его творчестве, становятся кон-
кретными изобразительными аспектами его художественного мира.
Точка принципиального расхождения обнаруживается, однако,
в сфере этики. Тригорин использует жизнь как материал для сочини-
тельства, он играет и жертвует чужими судьбами. Реальность, ставшая
литературой, исчезает из его памяти. «Не помню... Не помню!» — гово-
рит он не только о заказанном чучеле чайки, но и о судьбе Нины За-
речной.
Треплев строит жизнь по законам искусства и платит за свои неуда-
чи и разочарования только собственной судьбой.
Финал четвертого действия строится на любимом чеховском приеме
контрапункта — смысловых сопоставлений и противопоставлений. По-
является в комнате Треплева Нина («Я — чайка...»), а человек, сыграв-
ший роковую роль в ее жизни, равнодушно смотрит на чучело чайки
(«Не помню...»). Но она — вопреки очевидности — все так же любит этого
человека, превратившего ее жизнь в сюжет для небольшого и уже забы-
того рассказа.
Мать спокойно играет в лото, в то время как за стеной звучит тихий
выстрел, похожий на звук лопнувшей склянки с эфиром.
«Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто,
как в жизни, — говорил Чехов одному из собеседников-журналистов. —
Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и раз-
биваются их жизни...»
*
Младшее поколение людей искусства оказывается в «Чайке» проиг-
равшим. Не потому, что Треплев и Нина менее талантливы. Просто они
меньше приспособлены к жизни: ранимы, неуверенны, простодушны.
Но противопоставление, контраст важны для Чехова и здесь. Треп-
лев повторяет судьбу Иванова. Мучительно ощутив жизненную ката-
строфу, он видит выход только в смерти. Нина после всех трагедий на-
ходит силы жить дальше.
«Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле—все равно, играем
мы на сцене или пишем— главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечта-
ла, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так
больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни».
*
А. П. Чехов о литературе. М., 1955. С. 301.