Упрощенная HTML-версия
17
Фортунио
золотым прожилкам, рассекающим античный мрамор; они при-
дают взгляду какую-то слащавую жестокость, свойственную
куртизанкам и кошкам; порой по бровям проскользнет нервная
волна, выдающая глубокую затаенную страсть, и тогда перла-
мутр глаза подергивается влажным блеском, похожим на слезу,
которая набегает, но не проливается.
Так и сидит юная красавица, безвольно свесив одну руку,
вытянув на столе другую и приоткрыв рот; бокал ее нетронут и
взгляд блуждает; она скучает безмерной скукой, знакомой лишь
тем, кто с юных лет злоупотреблял всем на свете, и теперь для
Музидоры не осталось ничего нового, кроме добродетели.
— Ну же, Музидора, ты совсем не пьешь, — сказал Джордж.
Взяв ее бокал, он поднес его к ее губам, слегка надавил на них
и по капле влил содержимое в рот красавице.
Безучастная Музидора позволила Джорджу проделать этот
трюк.
— Не мучайте ее, Джордж, — сказала Феба, привстав, — ко-
гда она хандрит, из нее слова не вытянешь.
— Черт подери! — воскликнул Джордж, опуская бокал. —
Раз она не желает ни пить, ни говорить, мне остается поцеловать
ее, чтобы она не витала в облаках.
Музидора так резко отвернулась, что поцелуй Джорджа при-
шелся на мочку ее уха.
— Ну и ну! — вздохнул Джордж. — Музидора становится
чудовищно добродетельной, и скоро целовать ее будет позволе-
но только ее любовнику; а ведь я вдалбливал ей в голову куда
лучшие принципы. Музидора неприступна, Фортунио опазды-
вает — какой скучный ужин!
Поскольку пресловутый Фортунио до сих пор не пришел,
а без него мы никак не можем начать рассказ, мы просим