Стр. 17 - Заготовка

Упрощенная HTML-версия

13
Предисловие
Более того: похоже, что дух народов, как и дух отдельных лично-
стей, прежде всего имеет чувственную природу. Все законодатели нра-
вов — Вавилон, Александрия, Афины, Рим, Венеция, Париж, — под-
чиняясь некоему общему закону, чем более были могущественны, тем
более были непристойны. Кажется даже, распутство являлось своего
рода мерилом величия цивилизации. Те же города, где законодатель
сумел навязать искусственную добродетель, непродуктивную и убо-
гую, с первого дня были обречены на полную гибель. Так было в Ла-
кедемоне. В то время как Коринф и Александрия, Сиракузы и Милет
пережили период небывалого расцвета наук и искусств, он, находясь
среди них, не оставил нам ни одного поэта, художника или филосо-
фа, ни историка, ни ученого! Кажется, сохранилась народная молва
о каком-то герое, похожем на нашего Бобийо, что погиб с тремястами
человек в горах, так и не добившись победы. Поэтому две тысячи лет
спустя, будучи способными оценить всю бедственность спартанской
выхолощенной добродетели, мы можем последовать призыву Ренана
и «проклясть землю, породившую все эти трагические ошибки, и над-
ругаться над ней, коль уже нет ее».
* * *
Неужто никогда больше не вернутся времена Эфеса и Кирены? Увы!
новый мир гибнет, поскольку уродство, охватившее его, не дает ему
дышать. Цивилизации отступают в туман, в холод, в грязь. Какая тьма!
Люди в черных одеждах блуждают по мерзким улицам. О чем они ду-
мают? Нам не понять их; мы, двадцатипятилетние, содрогаемся при
мысли о том, что вынуждены жить среди стариков.
Так пусть же те, кто, к сожалению, никогда уже не узнает этой пья-
нящей юности человечества, смогут хотя бы иллюзорно, в порыве
творческой фантазии, вновь окунуться во времена, когда чувствен-
ная живородящая любовь, от которой мы все появились на свет, не
была бесчестием, стыдом, грехом; когда совершенная человеческая
нагота, божественная по своей сути, являлась людям пускай даже
в образе священной куртизанки в присутствии двадцати тысяч па-
ломников на пляжах Элевсина! И пусть они забудут восемнадцать