Упрощенная HTML-версия
8
Х РОНИК А ВРЕМЕН К А РЛ А I X
и занимает меня. Совсем не у Мезре, а у Монлюка, Брантома,
д’Обинье, Таванна, Ла-Ну черпаем мы свое понятие о
французах
XVI века. Стиль этих авторов так же показателен для их времени,
как и их повествование.
Например, я читаю у Этуаля следующую краткую заметку: «Де-
вица де Шатонеф, одна из милочек короля, до его отъезда в Поль-
шу, выйдя по любовной прихоти замуж за флорентинца Антинот-
ти, капитана галер в Марселе, и найдя его распутничающим,
убила его, как мужчина, собственными руками».
По этому анекдоту и по стольким другим, которыми полон
Брантом, я воссоздаю в уме своем некий характер, и передо мною
воскресает придворная дама эпохи Генриха III.
Любопытно, думается мне, сравнить эти нравы с нашими и
проследить, как выродились энергичные страсти в наши дни и за-
менились б
o
льшим спокойствием, может быть — счастьем. Оста-
ется открытым вопрос, лучше ли мы наших предков, но решить
его не так легко, ибо взгляды на одни и те же действия с течением
времени очень изменились.
Так, например, убийство или отравление около 1500 года не
внушали такого ужаса, какой они внушают теперь. Дворянин
предательски убивал своего врага, просил помилования, получал
его и снова появлялся в обществе, и никому не приходило в голо-
ву отворачиваться от него. Случалось даже — если убийство было
вызвано чувством законной мести, — что об убийце говорили как
теперь говорят о порядочном человеке, который убил бы на дуэ-
ли нахала, жестоко его оскорбившего.
Мне кажется, таким образом, очевидным, что поступки людей
XVI века не следует судить с точки зрения понятий XIX века. То,
что в государстве с усовершенствованной цивилизацией считает-
ся преступлением, в государстве с менее передовой цивилизаци-
ей рассматривается только как признак смелости, а в варварские
времена может сойти за похвальный поступок. Суждение
об одном
и том же поступке
,
как видно, должно видоизменяться
сообразно