17
ГЛАВА I
— А-а! Милочка моя! — сказал он ей. — Вы здесь, оказывается,
а мне сейчас сказали, будто вы больны, и я уже терял надежду вас
увидеть!
— Ваше величество, не думаете ли убедить меня, что потеря
этой надежды стоила вам дорого?
— Святой Боже! Ну конечно! Разве вы не знаете, что днем вы
мое солнце, а ночью — моя звезда? Честное слово, я чувствовал себя
в потемках, но вот явились вы и сразу озарили все.
— В таком случае, ваше величество, я играю с вами злую шутку.
— Но почему же, милочка моя?
— Вполне понятно: когда имеешь власть над женщиной, самой
красивой во всей Франции, можно желать только одного — чтобы
исчез свет и наступил мрак, ибо во мраке ждет нас блаженство.
— Злая женщина, вам очень хорошо известно, что мое блажен-
ство в руках только одной женщины, а она играет и тешится не-
счастным Генрихом.
— О-о! А вот мне кажется, что эта женщина была игрушкой и по-
техой для короля Наварры.
В первую минуту такое резкое неприязненное отношение испу-
гало Генриха, но он сейчас же рассудил, что за этим скрывается
досада, а досада — маска любви.
— Милая Шарлотта, честно говоря, ваш упрек несправедлив,
и я не понимаю, как может такой красивый ротик говорить так зло.
Неужели вы думаете, что в этот брак вступаю я? Клянусь святою
пятницею — нет! Это не я.
— Уж не я ли? — ответила она с колкостью, если можно назвать
колкостью слова женщины, которая вас любит и упрекает за то,
что вы не любите ее.
— И этими прекрасными глазами вы видите так плохо? Нет, нет,
не Генрих Наваррский женится на Маргарите Валуа.
— Но тогда кто же?
— О, святой Боже! Да реформатская церковь выходит замуж за
папу, вот и все.
— Ни-ни, ваше величество, меня не ослепить блеском остро-
умия, нет: ваше величество любит королеву Маргариту, и это не
упрек, боже сохрани! Она так хороша, что невозможно не лю-
бить ее.