Упрощенная HTML-версия
К О Р О Л И И К А П УС ТА
2 4
— Что случилось, Билли? — спросил Гудвин, останавлива
ясь. — Первый раз в жизни я слышу, что вы вздыхаете.
— И последний, — сказал Кьоу. — Этим скорбным дунове
нием ветра я обрекаю себя на жизнь, преисполненную похваль
ной, хоть и очень нудной честности. Что такое, скажите на ми
лость, фотография по сравнению с возможностями великого
и веселого класса гусаков и гусынь? Не то чтобы мне хотелось
стать президентом, Франк, — и с таким богатством, как у него,
я все равно не совладал бы, —но как-то совесть мучает, что засел
тут и снимаю эти физиономии, вместо того чтобы набить карма
ны и удрать. Франк, а видали вы этот «пучок кисеи», который его
превосходительство свернул по швам и увез с собою?
— Изабеллу Гилберт? — спросил Гудвин, смеясь. — Нет, не
видел. Но слыхал о ней много, и мне кажется, что справиться
с нею будет не так-то легко. Она пойдет напролом, будет драться
и когтями, и зубами. Не обольщайте себя романтическими меч
тами, Билли. Иногда я начинаю подозревать, не течет ли в ва
ших жилах ирландская кровь.
— Я тоже никогда не видал этой дамы, — продолжал Кьоу, —
но говорят, что рядом с нею все красавицы, прославленные в поэ-
зии, мифологии, скульптуре и живописи, кажутся дешевыми
клише. Говорят, что стоит ей взглянуть на мужчину, и он тотчас
же превращается в мартышку и лезет на самую высокую пальму,
чтобы сорвать ей кокосовый орех. Счастье этому президенту, ей-
богу! Вы только вообразите себе: в одной руке у него черт знает
сколько сотен и тысяч долларов, в другой—эта кисейная сирена;
он скачет сломя голову на близком его сердцу осле, кругом пение
птиц и цветы. А я, Билли Кьоу, по причине своего великого бла
городства должен корпеть в этой глупой дыре и ради насущного
хлеба бессовестно коверкать физиономии этих животных лишь
потому, что я не вор и не мошенник. Вот она, справедливость!
— Не горюйте, — сказал Гудвин. — Что это за лисица, кото
рая завидует гусю? Кто знает, быть может, прелестная Гилберт