Упрощенная HTML-версия
35
ПОВОЗК А?ФЕСПИДА
этого молодчика мозолей от весел, потому что он явно какой-то срок
писал свои мемуары на волнах океана пером длиной в пятнадцать
футов. Его голос внезапно со странными модуляциями и взвизгами
переходил с высоких нот на низкие, озадачивая слушателей и вызы-
вая у них невольный смех; его жесты, неожиданные, порывистые,
как от действия скрытой пружины, пугали своей несуразностью и,
по-видимому, преследовали цель удержать внимание собеседника,?
а не выразить какую-то мысль или чувство. Это были маневры лисы,
без конца кружащей под деревом, не давая опомниться тетереву, кото-
рый сверху не спускает с нее глаз, прежде чем свалится ей в пасть.
Из-под его серого балахона виднелись полосы традиционного кос-
тюма, который он не успел сменить после недавнего представления;
а может, за скудостью гардероба, он носил в жизни то же платье, что
и на сцене.
Что до Тирана, то это был большой добряк, которого природа,
надо полагать в шутку, наделила всеми внешними признаками сви-
репости. Никогда еще столь кроткая душа не была заключена в столь
богопротивную оболочку. Сходящиеся над переносицей черные кос-
матые брови в два пальца шириной, курчавые волосы, густая борода
до самых глаз, которую он не брил, чтобы не нуждаться в накладной,
играя Иродов и Полифонтов, темная, будто дубленая кожа — все
вместе взятое делало его наружность такой грозной и страшной, ка-
кой художники любят наделять палачей и их подручных в мучениях
апостола Варфоломея или усекновениях главы Иоанна Крестителя.
Зычный голос, от которого дребезжали оконные стекла и подпрыги-
вали стаканы на столе, усугублял впечатление ужаса, производимое
этим страшилищем, облаченным в допотопный черный бархатный
кафтан; недаром публика обмирала, когда он, рыча и завывая, читал
стихи Гарнье и Скюдери. Кстати, брюхо у него было внушительное,
способное заполнить любой трон.
Актер на ролях забияки и хвастуна был худ, костляв, черен и сух,
как висельник летом; кожа у него казалась пергаментом, наклеенным
на костяк; огромный нос, похожий на клюв хищной птицы, с гор-
бинкой, блестевшей, точно рог, перегораживал пополам вытянутую
физиономию, которую еще удлиняла остроконечная бородка. Из этих
двух профилей, склеенных друг с другом, еле-еле получалось лицо,?
а глаза, чтобы поместиться на нем, были по-китайски скошены к вис-
кам. Подбритые черные брови загибались запятой над бегающими
глазами, а непомерно длинные усы, напомаженные на концах, были
закручены кверху и грозили небу своими остриями; оттопыренные
уши смахивали на ручки горшка и служили мишенью для щелчков и