Упрощенная HTML-версия
19
Глава первая • ГОДЫ ДЕТСТВА И ЖИЗНЬ В МОНАСТЫРЕ
Одна из сестер принесла печенья и десертного вина; я осме-
лел и, не заставляя себя долго просить, начал усердно лакомиться
сластями; усевшись и взяв меня на колени, княгиня с нежностью
клала их мне в рот. А когда я впервые в жизни пригубил сладко-
го напитка, то ко мне возвратились и хорошее настроение, и та
особенная живость, которою, как говорила мать, я отличался с са-
мого раннего детства. К величайшему удовольствию аббатисы и
сестры, оставшейся с нами в зале, я без умолку смеялся и болтал.
Мне до сих пор непонятно, отчего моя мать вдруг попросила
меня рассказать княгине, сколь много прекрасного и замечатель-
ного увидели мы и услышали там, где я родился; тут я, словно по
наитию свыше, стал живо описывать чудные картины неведомого
иноземного Художника, как будто уже тогда постиг их глубочай-
ший смысл. Я вдавался в такие подробности преславных житий свя-
тых, точно уже вполне освоился со всей церковной письменностью.
Не только княгиня, но даже и мать смотрела на меня с изумлением;
я же чем дольше говорил, тем более воодушевлялся, и когда нако-
нец княгиня спросила меня: «Милое дитя, скажи, откуда ты все это
узнал?» — я, ни на мгновение не задумываясь, ответил, что дивно
прекрасный мальчик, которого однажды привел к нам неведомый
Пилигрим, не только объяснил мне значение всех икон, какие были
в церкви, но даже сам выложил из цветных камешков несколько
фигур; он рассказал мне и много других преданий.
Заблаговестили к вечерне, сестра собрала печенье и отдала
сверток мне. Я с удовольствием взял его. Аббатиса поднялась и
сказала моей матери:
— Отныне, моя милая, я считаю вашего сына своим воспи-
танником и буду заботиться о нем.
От скорбного волнения мать не могла вымолвить ни слова и,
вся в слезах, стала целовать княгине руки.
Мы были уже у порога, когда княгиня догнала нас; она снова
взяла меня на руки и, заботливо отодвинув крест, прижала к се-
бе, горько плача, — горячие капли оросили мне лоб.