17
Глава первая • ГОДЫ ДЕТСТВА И ЖИЗНЬ В МОНАСТЫРЕ
При виде нас один из них воскликнул со смехом:
— Поглядите-ка, настоящее Святое семейство. Да это наход-
ка для моего альбома!
И действительно, он вынул бумагу и карандаш и начал было
что-то набрасывать, но старый Пилигрим поднял голову и гнев-
но воскликнул:
— Жалкий насмешник, ты хочешь стать художником, хотя
в душе у тебя ни разу не загорался пламень веры и любви; но мерт-
венны, безжизненны, подобно тебе самому, будут твои произве-
дения; одинокий, отверженный всеми, ты впадешь в отчаяние и
погибнешь, сознавая свое ничтожество и пустоту.
Ошеломленные молодые люди кинулись от нас прочь.
А старый Пилигрим сказал моей матери:
— Нынче я привел сюда это дивное дитя, чтобы оно заронило
искру любви в душу твоего сына, но сейчас я должен увести его
обратно, и ты никогда больше не увидишь ни его, ни меня. Сын
твой щедро одарен свыше, но грех отца кипит и бурлит у него
в крови; и все же он может возвыситься и стать доблестным бор-
цом за веру. Посвяти его Богу!
Рассказывая об этом, мать моя не могла выразить, сколь глу-
бокое, неизгладимое впечатление оставили у нее в душе слова
Пилигрима; и все же она решила не оказывать на меня ни малей-
шего воздействия, а спокойно ждать исполнения всего, предна-
чертанного мне неотвратимой судьбой; да она и не мечтала о том,
чтобы дать мне образование более высокое, чем то, какое я мог
получить с ее помощью дома.
Мои подлинные и уже более отчетливые воспоминания начи-
наются с того дня, когда мать посетила на обратном пути домой
монастырь бернардинок, где ее приветливо приняла знавшая мое-
го отца княгиня-аббатиса.
Но промежуток времени от встречи с Пилигримом (которого
я все же смутно помню — мать потом лишь дополнила мои впе-
чатления, передавая мне его слова и слова Художника) и до того