Упрощенная HTML-версия
25
Женщина и паяц
выдумал, что нас могут отвергнуть, облить презрением, даже про-
сто заставить ждать? Мы просим — и женщины отдаются. Разве
может быть иначе?
Он встал, надел халат, домашние туфли и позвонил, чтобы при-
готовили ванну. Пока ее наполняли, он, прижавшись лбом к стеклу,
смотрел на залитую солнцем площадь.
Дома были выкрашены в светлые тона, столь любимые Севиль-
ей, где стены расцветкой походят на женские платья. Одни были
кремовые с белоснежными карнизами, другие — розовые, но как
нежен был этот розовый оттенок! Были и светло-зеленые, и оран-
жевые, и бледно-лиловые. Нигде не резал глаз отвратительный ко-
ричневый цвет улиц Кадиса и Мадрида; нигде не слепила слишком
яркая белизна Хереса.
Апельсиновые деревья на площади были отягощены плодами,
журчали струи фонтанов, смеялись девушки, приподнимая обеи-
ми руками края шалей, как запахивают свои покрывала арабские
женщины. И повсюду — на каждом углу площади, посреди улицы и
в сумраке узеньких переулков — позвякивали колокольчики мулов.
Андре не мог себе представить, что можно жить где-либо, кроме
Севильи.
Он закончил свой туалет, не спеша выпил чашечку густого ис-
панского шоколада и вышел прогуляться.
Он шел без всякой цели, и, должно быть, чистая случайность
привела его самой короткой дорогой от дверей гостиницы на пло-
щадь Триунфо; но, оказавшись там, он вспомнил, что его призы-
вали к соблюдению тайны, и — из страха ли вызвать недовольство
«возлюбленной» или, наоборот, чтобы не показать ей, насколько он
одержим желанием увидеть ее поскорее, — прошел по противопо-
ложному тротуару, даже не повернув головы налево. Дальше путь
его лежал на Делисиас.
После вчерашней баталии все было усеяно бумажками и яич-
ной скорлупой, отчего великолепный парк стал похож на большую