Упрощенная HTML-версия
31
Таис
— Человек Божий, благослови меня, чтобы и Бог меня благо-
словил. Я много выстрадала в этой жизни, и мне хочется побольше
радости в жизни будущей. Святой отче, ты посланец Божий, и по-
тому пыль на твоих ногах драгоценнее золота.
— Хвала Господу, — отвечал Пафнутий.
И он осенил голову женщины знаком искупления.
Но не успел он пройти по улице и двадцати шагов, как ватага
ребятишек стала улюлюкать и швырять в него камнями.
— Поганый монах! Он грязнее обезьяны и бородат, как козел.
Он бездельник! Поставить бы его в огороде вместо деревянного
Приапа, чтобы отпугивать птиц. Да нет, он, чего доброго, нашлет
град и погубит цветущий миндаль. Он приносит несчастье. Лучше
распять его! Распять монаха!
Крики усиливались, в пришельца летели камни.
— Благослови, Боже, неразумных отроков, — прошептал Паф-
нутий.
И он шел своей дорогой и думал:
«Я внушаю уважение старухе и презрение детям. Так одно и то
же по-разному расценивается людьми; они не тверды в своих суж-
дениях и склонны заблуждаться. Старец Тимокл, надо признать,
хоть и язычник, а все же не лишен здравого смысла. Он слеп, но он
знает, что свет ему недоступен. Он куда рассудительнее тех идоло-
поклонников, которые, пребывая в глубокой тьме, кричат: „Я вижу
свет!“ Все в этом мире призрачно, все подобно сыпучим пескам.
Один Бог незыблем».
И он быстрым шагом шел по городу. Целых десять лет он не
был здесь и все же узнавал каждый камень, и каждый камень был
камнем позора, напоминавшим ему о грехе. Поэтому странник
сильно ударял ногами по плитам широких мостовых и радовался
тому, что его израненные подошвы оставляют на них кровавые
следы. Миновав великолепные портики храма Сераписа, он на-
правился по дороге, вдоль которой раскинулись богатые дома, как
бы дремлющие среди нежных благоуханий. Тут над красными