Упрощенная HTML-версия
Семейное счастие
жизни, ничего не прибавив, кроме себя, к каждому впечатле-
нию. Все то же с детства безмолвно было вокруг меня, а стоило
ему только прийти, чтобы все то же заговорило и наперерыв
запросилось в душу, наполняя ее счастием.
Часто в это лето я приходила наверх, в свою комнату, ложи-
лась на постель, и вместо прежней весенней тоски желаний и
надежд в будущем тревога счастия в настоящем обхватыва-
ла меня. Я не могла засыпать, вставала, садилась на постель
к Кате и говорила ей, что я совершенно счастлива, чего, как
теперь я вспоминаю, совсем не нужно было говорить ей: она
сама могла видеть это. Но она говорила мне, что и ей ничего
не нужно и что она тоже очень счастлива, и целовала меня.
Я верила ей, мне казалось так необходимо и справедливо, что-
бы все были счастливы. Но Катя могла тоже думать о сне и
даже, притворяясь сердитою, прогоняла меня, бывало, с своей
постели и засыпала; а я долго еще перебирала все то, чем я так
счастлива. Иногда я вставала и молилась в другой раз, своими
словами молилась, чтобы благодарить Бога за все то счастье,
которое он дал мне.
И в комнатке было тихо; только сонно и ровно дышала
Катя, часы тикали подле нее, и я поворачивалась и шептала
слова или крестилась и целовала крест на шее. Двери были за-
крыты, ставешки были в окнах, какая-нибудь муха или комар,
колеблясь, жужжали на одном месте. И мне хотелось нико-
гда не выходить из этой комнатки, не хотелось, чтобы прихо-
дило утро, не хотелось, чтобы разлетелась эта моя душевная
атмосфера, окружавшая меня. Мне казалось, что мои мечты,
мысли и молитвы — живые существа, тут во мраке живущие
со мной, летающие около моей постели, стоящие надо мной.
И каждая мысль была его мысль, и каждое чувство — его чув-
ство. Я тогда еще не знала, что это любовь, я думала, что это
так всегда может быть, что так даром дается это чувство.