Упрощенная HTML-версия
13
Рассуждение первое
наслаждением, сказавши, что хотела прежде испытать, крепка ли его
любовь и будет ли он послушен ее приказам. И за это возлюбила она
своего друга еще горячее прежнего и дала ему полную свободу делать
с нею все, что пожелается, ибо он доказал ей свою истинную и предан-
ную любовь, а что может быть вернее и благороднее?!
Одни похвалят эдакую покорность или робость (называйте как хо-
тите), другие нет: сие зависит от нрава и расположения духа той или
иной стороны.
Знавал я одну весьма высокородную даму, что согласилась прове-
сти ночь со своим другом, который, для ускорения дела, явился к ней
в одной рубашке, дабы немедля приступить к главному; стояла, од-
нако, холодная зима, и любовник наш до того продрог, что, ложась
в постель, мечтал лишь об одном — как бы согреться и ни на что пут-
ное оказался не годен; дама люто возненавидела его и прогнала от се-
бя прочь.
Другая дама сговаривалась с неким дворянином о любовном сви-
дании, и тот в разговоре похвастался ей, что за ночь одолеет не менее
шести перегонов — настолько, мол, его взбодрила ее красота. «Уж не
хвастаете ли вы понапрасну? — смеялась дама. —Поглядим-ка, сколь-
ко вы наработаете за одну ночь!» Кавалера насмешки не смутили, и он
не преминул явиться на свидание, однако же, к его несчастью, в по-
стели напали на него такие судороги и робость, что он и одного пере-
гона не осилил; дама, видя такое бедствие, сказала: «А не заняться ли
вам чем-нибудь иным? Освободите-ка мою постель, здесь вам не го-
стиница, ишь развалился да полеживает, для того ли вас сюда звали?
Убирайтесь прочь!» И выгнала кавалера из дому, а потом долго еще
насмехалась над ним, ненавидя хуже чумного.
Конечно, дворянин этот был бы куда счастливее, походи он здо-
ровьем и сложением на протонотария Баро, главного архивариуса
и капеллана короля Франциска; этот самый Баро, ложась с какою-
нибудь из придворных дам, одолевал не менее дюжины перегонов,
да еще поутру извинялся пред нею за слабость, говоря так: «Про-
стите великодушно мою немощь, мадам, лучше не могу, ибо принял
вчера лекарство». С тех пор я частенько с ним виделся; его прозвали
капитаном Баро или Гасконцем; он сложил с себя духовное звание;
историю же эту сам рассказывал мне, приводя имена всех своих лю-
бовниц.