Упрощенная HTML-версия
РАЗДЕЛ?ПЕРВЫЙ
25
все лучше и яснее, и я стал выражать испытываемое мною внутрен-
нее удовлетворение, издавая странные звуки, свойственные одним
только моим сородичам, а именно те звуки, которые люди довольно
удачно именуют «мурлыканьем». Вот так я и шествовал исполин-
скими шагами вперед в своем светском воспитании и образовании.
Какое необычайное преимущество, какой бесценный дар Небес —
умение выражать свое внутреннее физическое удовлетворение по-
средством звука и жеста! — Сперва я мурлыкал, затем во мне про-
снулся совершенно неподражаемый талант — я стал распускать
свой хвост преизящнейшим образом, а затем — воистину чудесный
дар: одним-единственным словом «мяу» выражать радость и скорбь,
блаженство и ужас, страх и отчаяние; короче говоря, все жизнен-
ные впечатления и страсти со всеми многообразными оттенками.
Что стоит человеческая речь в сравнении с этим простейшим из
всех простых средств передачи своих мыслей! — Но двинемся даль-
ше в изложении достопамятной и высокопоучительной истории
моей богатой событиями юности.
Я пробудился от глубокого сна, ослепительное сияние лучилось,
мерцало и переливалось передо мной; я был испуган донельзя; пе-
лена спала с моих глаз — я прозрел!
Однако прежде, чем я смог привыкнуть к свету, прежде, чем я
смог привыкнуть к пестрейшему разнообразию, которое он, этот
свет, являл глазам моим, я был вынужден зачихать, издать много-
кратное и отчаянное чихание; впрочем, вскоре после этого зрение
мое совершеннейшим образом наладилось, как будто я уже с неза-
памятных пор взирал на белый свет.
О Зрение! Это волшебное, это великолепное обыкновение —
обыкновение, без коего было бы чрезвычайно трудно вообще суще-
ствовать в этом мире! — Сколь счастливы те высокоодаренные лич-
ности, коим столь же легко, как мне, удалось привыкнуть к зрению!
Не стану отрицать, что все же я необычайно испугался и опять
жалобно возопил, как прежде, в памятном тесном помещении. Тот-
час же явился маленький худощавый старичок, которого я никогда
не забуду, ибо мне, невзирая на то, что круг моих знакомых весьма
широк, никогда больше не приходилось видеть никого, кого я мог
бы назвать равным ему или хотя бы несколько схожим с ним. Сре-
ди моих сородичей нередко случается, что тот или иной из них
носит шкурку в белых и черных пятнах, но, пожалуй, нелегко оты-
скать человека, у которого были бы белоснежные волосы, брови
же — цвета воронова крыла, а ведь именно таков был мой воспита-
тель! У себя дома он расхаживал в куцем ярко-желтом шлафроке, —