Упрощенная HTML-версия
ГЛАВА ПЕРВАЯ
14
Объединение великорусских областей под московскою влас-
тию и сосредоточение власти в едином лице московского ве-
ликого князя совершились очень незадолго до Ивана Грозного
энергией его деда и отчасти отца. Принимая титул царя (1547)
и украшая свое «самодержавие» пышными фикциями родства
(идейного ифизического) со вселенскими династиями «старого»
и «нового» Рима, Иван Грозный действовал в молодом, только
что возникшем государстве. В нем еще не сложился твердый по-
рядок, все еще только подлежало закреплению и определению,
и не было такой «старины» и «пошлины», которая была бы для
всех незыблемой и бесспорной. Правда, власть «великого госуда-
ря» на деле достигала чрезвычайной полноты и выражалась в та-
ких формах, которые вызывали изумление иностранцев. Извест-
ны слова австрийца барона Герберштейна о том, что московский
великий князь «властью превосходит всех монархов всего мира»
и что «он применяет свою власть к духовным так же, как и к ми-
рянам, распоряжаясь беспрепятственно и по своей воле жизнью
и имуществом всех». Это был бесспорный и очевидный факт;
но в глазах русских людей XVI века он еще требовал правового
и морального оправдания. Московская публицистическая пись-
менность XVI века охотно обсуждала вопросы о пределах власти
княжеской и царской, о возможности и необходимости противо-
действия князю, преступившему богоустановленный предел сво-
ей власти, о нечестивых и лукавых властителях («таковый царь
не Божий слуга, но диавол, и не царь, но мучитель»), наконец,
о том, что власть царская ограничивается законом Божиим и
действует только над телом, а не над душою подвластных ему лю-
дей. В основе подобных рассуждений лежали требования хрис-
тианской нравственности и религиозного долга; в них не было
стремления к внешнему ограничению княжеского и царского
произвола. Напротив, вся церковная письменность проникнута
была мыслью о богоустановленности власти благочестивого мос-
ковского монарха и о необходимости повиноваться и служить
«истинному царю», который есть «Божий слуга», которого Бог
«в себе место» посадил и которого суд никем не посужается. На-
лагая на «самодержца» обязанность быть «истинным», «правым»,
«благочестивым», церковные писатели налагали на подвластных
такому царю людей обязанность служить ему верно и безропот-
но. Мысль о необходимости «предела» самовластию великого го-
сударя, хотя бы и законного и благочестивого, возникала в иной
среде — именно в боярской. Здесь руководились не столько бла-
гочестием, сколько практическими соображениями.
Давно признано историками, что Москва была обязана сво-
ими первыми политическими успехами московскому боярству.