24
Глава II
Детство и юность неизвестного поэта
1916 г. — На этом-то проспекте, на западный манер, провёл
неизвестный поэт свою юность. Всё в городе ему казалось запад-
ным — и дома, и храмы, и сады, и даже бедная девушка Лида
казалась ему английской Анной или французской Миньоной.
Худенькая, с небольшим белокурым хохолком на голове, с фиал-
ковыми глазками, она бродила между столиков в кафе под модную
тогда музыку и подсаживалась к завсегдатаям нерешительно. Неко-
торые её угощали кофе, сваренным вместе со сливками, другие шоко-
ладом с пеной и двумя бисквитами, третьи — просто чаем с лимоном.
Люди во фраках с салфеткой под мышкой, проходя, обращались к ней
на «ты» и, склонившись, шептали на ухо непристойность.
В этом кафе молодые люди мужеского пола уходили в мужскую
уборную не затем, зачем ходят в подобные места. Там, оглянувшись,
они вынимали, сыпали на руку, вдыхали и в течение некоторого
времени быстро взмахивали головой, затем, слегка побледнев,
возвращались в зало. Тогда зало переменялось. Для неизвестного
поэта оно превращалось чуть ли не в Авернское озеро, окружённое
обрывистыми, поросшими дремучими лесами берегами, и здесь ему
как-то явилась тень Аполлония.
1907 г. — Толпы гуляющих двигались неторопливо. В бело-
снежных, голубых, розовых колясках сидели, лежали, стояли дети.
Влюблённые гимназисты провожали влюблённых гимназисток.
Продавцы предлагали парниковые, пахнущие дешёвыми духами
фиалки и качающиеся нарциссы. Буржуа возвращались с утренней
прогулки на острова — в ландо, обитых синим или коричневым
сукном, в шарабанах, в колясках, запряжённых вороной или серой
парой. Изредка мелькали кареты, в них виднелись старушечьи