23
от народа, от верховых лошадей и осликов, — по утрам съезжа-
лось туда на базар множество разноплемённых горцев, —
плавно ходили черкешенки в чёрных длинных до земли одеждах,
в красных чувяках, с закутанными во что-то чёрное головами,
с быстрыми птичьими взглядами, мелькавшими порой из этой
траурной закутанности.
Потом мы уходили на берег, всегда совсем пустой, купались
и лежали на солнце до самого завтрака. После завтрака — всё
жаренная на шкаре рыба, белое вино, орехи и фрукты — в зной-
ном сумраке нашей хижины под черепичной крышей тянулись
через сквозные ставни горячие, весёлые полосы света.
Когда жар спадал и мы открывали окно, часть моря, видная
из него между кипарисов, стоявших на скате под нами, имела
цвет фиалки и лежала так ровно, мирно, что, казалось, никогда
не будет конца этому покою, этой красоте.
На закате часто громоздились за морем удивительные облака;
они пылали так великолепно, что она порой ложилась на тахту,
закрывала лицо газовым шарфом и плакала: ещё две, три недели —
и опять Москва!
Ночи были теплы и непроглядны, в чёрной тьме плыли, мер-
цали, светили топазовым светом огненные мухи, стеклянными
колокольчиками звенели древесные лягушки. Когда глаз привы-
кал к темноте, выступали вверху звёзды и гребни гор, над дерев-
ней вырисовывались деревья, которых мы не замечали днём.
И всю ночь слышался оттуда, из духана, глухой стук в барабан
и горловой, заунывный, безнадёжно-счастливый вопль как будто
всё одной и той же бесконечной песни.
Недалеко от нас, в прибрежном овраге, спускавшемся из лесу
к морю, быстро прыгала по каменистому ложу мелкая, прозрач-
ная речка. Как чудесно дробился, кипел её блеск в тот таин-
ственный час, когда из-за гор и лесов, точно какое-то дивное
существо, пристально смотрела поздняя луна!
Иногда по ночам надвигались с гор страшные тучи, шла злоб-
ная буря, в шумной гробовой черноте лесов то и дело разверза-
лись волшебные зелёные бездны и раскалывались в небесных