Упрощенная HTML-версия
35
В четыре двадцать он уехал на заседание в Высший совет народно-
го хозяйства.
III
Вечером, дома, он сидит, осененный пальмовой зеленью абажура.
Перед ним листы бумаги, записные книжки, маленькие листочки
с колонками цифр. Он перебрасывает странички настольного кален-
даря, вскакивает, ищет в этажерке, вынимает пачки, становится коле-
нями на стул и — животом на столе, подперши толстое лицо рука-
ми, — читает. Зеленая площадка стола прикрыта стеклянной пласти-
ной. В конце концов, что же особенного? Человек работает, человек
дома, вечером, работает. Человек, уставившись в лист, ковыряет в ухе
карандашом. Ничего особенного. Но все его поведение говорит: ты —
обыватель, Кавалеров. Конечно, он не заявляет этого. Должно быть,
и в мыслях его ничего похожего нет. Но это понятно без слов. Кто-то
третий заявляет мне об этом. Кто-то третий заставляет меня беситься
в то время, когда я слежу за ним.
— Четвертак! Четвертак-с! — кричит он. — Четвертэк-с!
Он внезапно начинает хохотать. Он что-то уморительное прочел
в бумагах или увидел в колонке цифр. Он подзывает меня, давясь от
хохота. Он ржет, тычет пальцем в лист. Я смотрю и ничего не вижу.
Что рассмешило его? Там, где я не могу различить даже начал, от
которых можно вести сравнение, он видит нечто настолько отступаю-
щее от этих начал, что разражается хохотом. Я с ужасом внимаю ему.
Это хохот жреца. Я слушаю его, как слепой слушает разрыв ракеты.
«Ты — обыватель, Кавалеров. Ты ничего не понимаешь».
Он этого не говорит, но это понятно без слов.
Иногда он не возвращается до поздней ночи. Тогда по телефону
я получаю распоряжение:
— Это Кавалеров? Слушайте, Кавалеров! Мне будут звонить из
Хлебопродукта. Пусть позвонят 2-73-05, добавочный 62, запишите.
Записали? Добавочный 62, Главконцесском. Привет.
Действительно, ему звонят из Хлебопродукта.