Упрощенная HTML-версия
25
с ним в 1929 году, и он овельможивался буквально на моих глазах.
Еще в 1930 году он занимал всего одну комнату в квартире Аксено-
вых, а проголодавшись, резал перочинным ножичком на бумажке
колбасу. В 1931 году он построил «Ливадию» и в ней для себя
отдельный коттедж. А в 1933-м, когда за успехи в колхозном строи-
тельстве Татария была награждена орденом Ленина, портреты Раз-
умова уже носили с песнопениями по городу, а на сельхозвыставке
эти портреты были выполнены инициативными художниками из
самых различных злаков — от овса до чечевицы.
Мы, близкие личные приятели Разумова, еще задолго до того,
как аналогичная ситуация была описана Ильфом и Петровым, под-
дразнивали своего секретаря:
— Михаил Осипович, вам ночью воробьи глаза выклевали. По-
смотрите, на Черном озере!
Летом в «Ливадии» отдыхали члены бюро обкома с семьями.
Круглый год приезжали по выходным.
В один из весенних дней 1935 года мы приехали тоже всей семьей
на день отдыха. За одним из столиков я заметила новое лицо.
— Это что еще за рыжий Мотеле? — шепотом спросила я мужа.
— Не рыжий, а черный, и не Мотеле, а товарищ Бейлин, новый
председатель партколлегии КПК.
Думала ли я тогда, что за внешним обликом добродушного
местечкового портного скрывается мой первый инквизитор?
Нас познакомили. Что-то блеснуло в его глазах при упоминании
моей фамилии, но он тут же погасил этот взгляд, устремив его на
тарелку со знаменитыми ливадийскими пирожками. Оказалось,
что мое «дело» уже лежало на его служебном столе.
Через несколько дней после этой первой встречи я уже сидела
перед жгучими садистско-фанатическими очами товарища Бей-
лина в его кабинете, и он со всей талмудистской изощренностью
уточнял и оттачивал формулировки в отношении моих «преступле-
ний». Снежный ком покатился под гору, катастрофически разбухая
и грозя задушить меня.
У товарища Бейлина был тихий голос. Он называл меня по-
партийному на «ты».