Упрощенная HTML-версия
26
3. ЦЫПЛЯТА
После всенощной либо после обедни догонит Чеботариху ба-
тюшка покровский, головой покачает и скажет:
— Неподобно это, мать моя. Ходить нужно, проминаж делать.
А то, гляди-ка, плоть совсем одолеет.
А Чеботариха на линейке своей расползется, как тесто, и,
губы поджавши, скажет:
— Никак ни можно, батюшка, бизпридстанно биение сердца.
И катит Чеботариха дальше по пыли, облепляя линейку —
одно целое с ней, грузное, плывущее, рессорное. Так, на своих
ногах без колес, — никто Чеботариху на улице и не видел. Уж
чего ближе — до бани ихней чеботаревской (завод кожевенный и
баню торговую муж ей оставил), так и то на линейке ездила, по
пятницам — в бабий день.
И потому линейка эта самая, и мерин половопегий, и кучер
Урванка — у Чеботарихи в большом почете. А уж особо Урванка:
кучерявый, силища, черт, и черный весь — цыган он был, что
ли. Закопченный какой-то, приземистый, жилистый, весь как
узел из хорошей веревки. Поговаривали, что он, мол, у Чеботари-
хи не только что в кучерах. Да из-под полы говорили, громко-то
боялись: попадись-ка к нему, к Урванке, — взлупцует, брат, так,
что… Человека до полусмерти избить — Урванке первое удоволь-
ствие: потому — самого очень бивали, в конокрадах был.
А вот была-таки и любовь у Урванки: лошадей он любил
и кур. Лошадей скребет-скребет, бывало, гриву своим мед-
ным гребнем чешет, а то разговаривать с ними возьмется на
каковском-то языке. Может, и правда — нехристь был?
А кур любил Урванка за то, что весною были они цыплята-
ми — желтыми, кругленькими, мягкими. Гоняется, бывало, за
ними по всему по двору: ути-ути-ути! Под водовозку залезет, под
крыльцо заползет на карачках — а уж изловит, на руку посадит
и — первое ему удовольствие — духом цыпленка греть. И так,
чтобы рожи его о ту пору никто не видал. Бог его знает, какая