Упрощенная HTML-версия
П Е РЕ Д З А Н А ВЕ С ОМ
лоток с пряниками; хорошенькая плутовка, краснеющая от любезно-
стей своего кавалера, который выбирает ей ярмарочный подарок; или
Том-дурак—прикорнувшийпозадифургона бедняга сосет обглоданную
кость в кругу своей семьи, которая кормится его скоморошеством. Но
все же общее впечатление скорее грустное, чем веселое. И вернувшись
домой, вы садитесь, все еще погруженный в глубокие думы, не чуждые
сострадания к человеку, и беретесь за книгу или за прерванное дело.
Вот и вся мораль, какую я хотел бы предпослать своему рассказу
о Ярмарке Тщеславия. Многие самого дурного мнения о ярмарках и сто-
ронятся их со своими чадами и домочадцами; быть может, они и правы.
Но люди другого склада, обладающие умом ленивым, снисходительным
или насмешливым, пожалуй, согласятся заглянуть к нам на полчаса и
посмотреть на представление. Здесь они увидят зрелища самые разно-
образные: кровопролитные сражения, величественные и пышные ка-
русели, сцены из великосветской жизни, а также из жизни очень скром-
ных людей, любовные эпизоды для чувствительных сердец, а также
комические, в легком жанре, — и все это обставлено подходящими деко-
рациями и щедро иллюминовано свечами за счет самого автора.
Что еще может сказать Кукольник? Разве лишь упомянуть о благо-
склонности, с какой представление было принято во всех главнейших
английских городах, где оно побывало и где о нем весьма благоприятно
отзывались уважаемые представители печати, а также местная знать и
дворянство. Он гордится тем, что его марионетки доставили удоволь-
ствие самому лучшему обществу нашего государства. Знаменитая кукла
Бекки проявила необычайную гибкость в суставах и оказалась весьма
проворной на проволоке; кукла Эмилия, хоть и снискавшая куда более
ограниченный круг поклонников, все же отделана художником и раз-
одета с величайшим старанием; фигура Доббина, пусть и неуклюжая
с виду, пляшет преестественно и презабавно; многим понравился танец
мальчиков. А вот, обратите внимание на богато разодетую фигуру Не-
честивого Вельможи, на которую мы не пожалели никаких издержек
и которую в конце этого замечательного представления унесет черт.
Засим, отвесив глубокий поклон своим покровителям, Кукольник
уходит, и занавес поднимается.
Лондон, 28 июня 1848 г.