Упрощенная HTML-версия
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
16
полна еще до сих пор жалости, и чувства мои странно
сжимаются, когда воображу себе, что приеду со временем
опять на их прежнее, ныне опустелое жилище и увижу
кучу развалившихся хат, заглохший пруд, заросший ров
на том месте, где стоял низенький домик, — и ничего бо-
лее. Грустно! мне заранее грустно! Но обратимся к рас-
сказу. Афанасий Иванович Товстогуб и жена его Пульхе-
рия Ивановна Товстогубиха, по выражению окружных
мужиков, были те старики, о которых я начал рассказы-
вать. Если бы я был живописец и хотел изобразить на
полотне Филемона и Бавкиду, я бы никогда не избрал
другого оригинала, кроме их. АфанасиюИвановичу было
шестьдесят лет, Пульхерии Ивановне пятьдесят пять.
Афанасий Иванович был высокого роста, ходил всегда
в бараньем тулупчике, покрытом камлотом, сидел согнув-
шись и всегда почти улыбался, хотя бы рассказывал или
просто слушал. Пульхерия Ивановна была несколько су-
рьезна, почти никогда не смеялась; но на лице и в глазах