Упрощенная HTML-версия
18
С ЛА Б О Е С Е РДЦ Е
— Ах, Аркаша! ну, мог ли я усидеть? такой ли я был? Да я
в канцелярии-то едва сидел; ведь я сердца сносить не мог... Ах!
ах! теперь ночь просижу, и завтра ночь просижу, да послезавтра
еще, и — докончу!..
— Много осталось?
— Не мешай, ради Бога, не мешай, замолчи...
Аркадий Иванович на цыпочках подошел к кровати и уселся;
потом вдруг хотел было встать, но потом опять принужден был
сесть, вспомнив, что помешать может, хотя и сидеть не мог от вол-
нения: видно было, что его совсем перевернуло известие и первый
восторг еще не успел выкипеть в нем. Он взглянул на Шумкова,
тот взглянул на него, улыбнулся, погрозил ему пальцем и потом,
страшно нахмурив брови (как будто в этом заключалась вся сила
и весь успех работы), уставился глазами в бумаги.
Казалось, и он тоже еще не пересилил своего волнения, пере-
менял перья, вертелся на стуле, пристроивался, опять принимал-
ся писать, но рука его дрожала и отказывалась двигаться.
— Аркаша! Я им говорил об тебе, — закричал он вдруг, как
будто только что вспомнил.
— Да? — закричал Аркадий, — а я только спросить хотел; ну!
— Ну! ах да, я тебе после всё расскажу! Вот, ей-Богу, сам вино-
ват, а совсем из ума вышло, что не хотел ничего говорить, пока-
мест не напишу четырех листов; да вспомнил про тебя и про них.
Я, брат, и писать как-то не могу: всё об вас вспоминаю... — Вася
улыбнулся.
Настало молчание.
— Фу! какое скверное перо! — закричал Шумков, ударив в до-
саде им по столу. Он взялся за другое.
— Вася! послушай! одно слово...
— Ну! поскорей и в последний раз.
— Много тебе осталось?
— Ах, брат!.. — Вася так поморщился, как будто ничего в свете
не было ужаснее и убийственнее такого вопроса. — Много, ужас-
но много!
— Знаешь, у меня была идея...
— Что?