Упрощенная HTML-версия
17
Воспрянет человек с мечтой своей свободной,
И светоч красоты извечно первородной
В нем бога пробудит, чей храм — святая плоть;
Готовый скорбь свою былую побороть,
Захочет человек исследовать природу,
Чтоб кобылица-мысль почуяла свободу
И снова, гордая, решилась гарцевать,
И с верой человек дерзнул бы уповать.
— Зачем отверзлась нам лазурь немою бездной,
Где звезды в толчее родятся бесполезной?
Когда бы наконец мы вознеслись туда,
Увидели бы мы огромные стада
Миров, спасаемых в пустыне безучастной
Премудрым пастырем, который волей властной
В эфире движет их, вверяя свой глагол
Тому, кто верою сомненье поборол?
Так, значит, мысль — не бред и есть у мысли голос?
А человек, созрев, как слишком ранний колос,
Куда скрывается? Быть может, в океан,
Где всем зародышам свой срок навеки дан,
Чтоб воскрешала всех в своем великом тигле
Природа, чью любовь еще не все постигли,
В благоуханье роз не распознав себя?
Незнанье нас гнетет, беспомощных губя,
Химеры душат нас в стремленье нашем рьяном;
Из материнских недр, подобно обезьянам,
Мы вырвались на свет, а разум против нас,
И от сомнения он страждущих не спас.
Нас бьет сомнение крылом своим зловещим,
И у него в плену мы в ужасе трепещем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .