ХАРЧЕВНЯ КОРОЛЕВЫ ГУСЕЛАПЫ
34
презирать. Некоторые почтенные женщины думают, что в них за-
ключено сокровище, достойное сохранения, и явно преувеличивают
то значение, какое они имеют для Бога и ангелов. Они считают себя
своего рода природными святыми дарами. Святая Мария Египетская
рассуждала правильнее. Хотя она была красива и прекрасно сложена,
но считала слишком большой гордыней остановиться в своем палом-
ничестве из-за обстоятельства, по существу своему безразличного и
касающегося области, которая не является драгоценной и подлежит
умерщвлению. Она это и сделала и вошла, таким образом, с самоуни-
жением на путь покаяния, где и совершила изумительные подвиги.
— Господин аббат, — сказала матушка, — я не могу вас понять! Для
меня вы слишком учены.
— Эта великая подвижница, — сказал брат Ангел, — изображена во
весь рост в часовне моего монастыря, и все тело ее, по милости Гос-
подней, покрыто длинной и густой шерстью. С этого изображения
были срисованы образки, и я принесу вам, сударыня, такой освящен-
ный образок.
Матушка моя была этим тронута и за спиною хозяина передала
ему супницу. И добрый брат, сидя на золе, молчаливо погрузил бо-
роду в благоухающий бульон.
— Теперь как раз время, — сказал мой отец, — раскупорить одну из
бутылок, что я берегу для больших праздников, каковы Рождество,
Крещение и День святого Лаврентия. Что может быть приятнее, чем
пить хорошее вино, сидя спокойно у себя дома и укрывшись от на-
зойливых гостей.
Не успел он произнести эти слова, как дверь распахнулась и вме-
сте с порывом снега и ветра в харчевню ворвался высокий черный
человек.
— Саламандра! Саламандра! — закричал он.
Затем, не обращая ни на кого внимания, он наклонился над
очагом и начал концом палки перемешивать головешки, к велико-
му неудовольствию брата Ангела, который, глотнув вместе с супом
золы и угля, закашлялся, точно отдавая Богу душу. А черный чело-
век продолжал шарить в огне и кричать: «Саламандра!.. Я вижу са-
ламандру!» — между тем как потревоженное пламя отбрасывало на
потолок его тень в виде большой хищной птицы.
Отец мой был поражен и даже возмущен поведением посетителя.
Но он умел сдерживаться. Поэтому он встал с места, держа салфет-
ку под мышкой, приблизился к печи и, подбоченившись, наклонился
над очагом. Наглядевшись на развороченные головни и на посыпан-
ного золою брата Ангела, он сказал: