Упрощенная HTML-версия
ХАРЧЕВНЯ КОРОЛЕВЫ ГУСЕЛАПЫ
24
Любовное мое приключение продолжалось до тех пор, пока на сме-
ну мне не явился один офицер. Это вызвало во мне сильную досаду,
и, пылая жаждою мщения, я довел до сведения регентов коллегии,
что не буду больше посещать «Золотую Библию» из опасения быть
там свидетелем зрелищ, способных оскорбить скромность молодого
священника. Надо признаться, что мне не пришлось поздравить себя
с этой выдумкой. Ибо госпожа Пигоро, узнав о моем поступке, ста-
ла разглашать, будто я украл у нее кружевные нарукавники и брыжи.
Когда это ложное обвинение достигло слуха регентов, они распоря-
дились произвести обыск в моем чемодане и нашли в нем это укра-
шение, вещь довольно ценную. Меня выгнали, и вот таким-то путем
изведал я, подобно Ипполиту и Беллерофонту, женское коварство и
злобу. Очутившись на улице со своим скарбом и лекциями красноре-
чия, я близок был к голодной смерти, когда, отказавшись от духов-
ного сана, поступил секретарем на службу к одному господину, ко-
торый, будучи гугенотом, диктовал мне памфлеты против религии.
— Ну, знаете ли, — воскликнул мой отец, — тут уж вы поступили
нехорошо, господин аббат! Честный человек не должен пачкать свои
руки о такое грязное дело. И вот я, например, хоть я и простой че-
ловек и ремесленник, я не выношу гугенотского отродья.
— Вы правы, хозяин, — продолжал аббат. — Это самая дурная стра-
ница моей жизни. В ней я особенно раскаиваюсь. Но мой патрон был
кальвинистом. Он заставлял меня громить только лютеран и социниа-
нов, которых не переваривал, и могу вас уверить, что он заставлял
меня относиться к этим еретикам гораздо суровее, чем поступали
с ними когда-либо в Сорбонне.
— Aминь, — произнес мой отец. — Ягнята мирно пасутся, когда
волки пожирают друг друга.
Аббат продолжал рассказ.
— Впрочем, — сказал он, — я недолго оставался у этого господина,
который ценил письма Ульриха фон Гуттена выше речей Демосфена
и у которого в доме пили одну только воду. Затем я занимался раз-
личными ремеслами, но не преуспел ни в одном. Я был по очереди
разносчиком, комедиантом, монахом, лакеем. Потом, приняв снова
духовный сан, я стал секретарем некоего епископа и занялся редак-
цией каталога ценных рукописей, хранящихся в его библиотеке. Ка-
талог этот состоит из двух томов in folio, которые он поставил в га-
лерее, переплетя их в красный сафьян с золотым обрезом и украсив
своим гербом. Смею утверждать, хорошее произведение.
От меня самого зависело теперь дожить до старости в мирных за-
нятиях на службе у монсеньора. Но я полюбил горничную супруги