Упрощенная HTML-версия
34
розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась при-
шедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта Двенадцатого
Молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верх-
нюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему
о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивал-
ся все тот же жирный розовый дух.
«О боги, боги, за что вы наказываете меня?.. Да, нет сомнений,
это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь… гемикрания, при
которой болит полголовы… от нее нет средств, нет никакого спасе-
ния… попробую не двигать головой…»
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло,
и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сто-
рону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента.
Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло
проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом про-
говорил:
— Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
— Да, прокуратор, — ответил секретарь.
— Что же он?
— Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор
Синедриона направил на ваше утверждение, — объяснил секретарь.
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
— Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое леги-
онеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет
двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный
голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремеш-
ком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у чело-
века был большой синяк, в углу рта — ссадина с запекшейся кровью.
Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
— Так это ты подговаривал народ разрушить ершалаимский храм?
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его ше-
велились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как ка-
менный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал
говорить:
— Добрый человек! Поверь мне…
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая
голоса, тут же перебил его:
— Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься.
В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это