Упрощенная HTML-версия
35
Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.
— У меня и осла-то никакого нет, игемон, — сказал он. — При-
шел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопро-
вождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так
как никто меня тогда в Ершалаиме не знал.
— Не знаешь ли ты таких, — продолжал Пилат, не сводя глаз
с арестанта, — некоего Дисмаса, другого — Гестаса и третьего — Вар-
раввана?
— Этих добрых людей я не знаю, — ответил арестант.
— Правда?
— Правда.
— А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова
«добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
— Всех, — ответил арестант, — злых людей нет на свете.
— Впервые слышу об этом, — сказал Пилат, усмехнувшись, — но,
может быть, я мало знаю жизнь!.. Можете дальнейшее не записы-
вать, — обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не запи
сывал, и продолжал говорить арестанту: — В какой-нибудь из грече-
ских книг ты прочел об этом?
— Нет, я своим умом дошел до этого.
— И ты проповедуешь это?
— Да.
— А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, —
он — добрый?
— Да, — ответил арестант, — он, правда, несчастливый человек.
С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств.
Интересно бы знать, кто его искалечил?
— Охотно могу сообщить это, — отозвался Пилат, — ибо я был
свидетелем этого. Добрые люди бросались на него, как собаки на
медведя. Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный
манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавале-
рийская турма, а командовал ею я, — тебе, философ, не пришлось
бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо,
в Долине Дев.
— Если бы с ним поговорить, — вдруг мечтательно сказал аре-
стант, — я уверен, что он резко изменился бы.
— Я полагаю, — отозвался Пилат, — что мало радости ты доста-
вил бы легату легиона, если бы вздумал разговаривать с кем-нибудь
из его офицеров или солдат. Впрочем, этого и не случится, к общему
счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я.