28
С К А З К И
Едва взял Самуил Давыдыч в руки конверт, как заметался во все
стороны, словно угорь на угольях.
— И сто зе это такое! и зацем мне эта вессь! — завопил он, трясясь
всем телом.
Хотя никто из присутствующих ничего не понимал в этих криках,
однако для всех стало ясно, что продолжение обеда невозможно.
Я не стану описывать здесь мучения, которые претерпел Самуил
Давыдыч в этот памятный для него день; скажу только одно: этот
человек, с виду тщедушный и слабый, геройски вытерпел самые лю-
тые истязания, но даже пятиалтынного возвратить не согласился.
— Это сто зе! это ницего! только ты крепце дерзи меня, Лия! —
уговаривал он жену во время самых отчаянных пароксизмов, —?
и если я буду спрасивать скатулку — ни-ни! пусть луци умру!
Но так как нет на свете такого трудного положения, из которого
был бы невозможен выход, то он найден был и в настоящем случае.
Самуил Давыдыч вспомнил, что он давно обещал сделать какое-
нибудь пожертвование в некоторое благотворительное учреждение,
состоявшее в заведовании одного знакомого ему генерала, но дело
это почему-то изо дня в день все оттягивалось. И вот теперь случай
прямо указывал на средство привести в исполнение это давнее на-
мерение.
Задумано — сделано. Самуил Давыдыч осторожно распечатал при-
сланный по почте конверт, вынул из него щипчиками посылку, пере-
ложил ее в другой конверт, запрятал туда еще сотенную ассигнацию,
запечатал и отправился к знакомому генералу.
— Зелаю, васе превосходительство, позертвование сделать! — ска-
зал он, кладя на стол пакет перед обрадованным генералом.
— Что же-с! это похвально! — отвечал генерал, — я всегда это знал,
что вы... как еврей... и по закону Давидову... Плясаше — играше... так,
кажется?
Генерал запутался, ибо не знал наверное, точно ли Давид издавал
законы или кто другой.
— Тоцно так-с; только какие зе мы евреи, васе превосходитель-
ство! — заспешил Самуил Давыдыч, уже совсем облегченный, — толь-
ко с виду мы евреи, а в дусе совсем-совсем русские!